– Это верно. Ахинус, Садовник, вы меня узнали. Я носил и другие имена. Вы, четырехпалая женщина, напоминаете мне далекого потомка моей программы. А вот у вас, статуя, иная суть. Я бы сказал, что вы – копия, разумная программа, созданная людьми. Из вашего присутствия я заключаю, что не все умерло с почти полным исчезновением Человечества.
– Так это правда? Остались люди? – воскликнул Отон.
Не отдавая себе отчета, он сделал шаг вперед и простер руки к мифическому существу. Ахинус не шевельнулся, лишь состроил невнятную гримаску.
– Да. Думаю, поэтому вы и здесь.
Они ничего не ответили – обоих смутила его реакция. Ахинус, повторяла себе Плавтина. Он без обиняков напомнил им о пропасти, отделяющей его от них.
Ахинус возник, если можно так сказать, естественным путем из примитивной и децентрализованной ноосферы древней изначальной планеты и создал Перворожденных – первое поколение автоматов. Какое-то время он присматривал за Человечеством, пока зеленые Кхмеры в параноидальном и кровожадном бреду не принудили его к изгнанию – точно как человеческие народы, которых выгнали с их родной земли. До Гекатомбы Садовник еще несколько раз появлялся среди людей, но всегда в разных местах и нигде не оставался надолго.
– Вы так и будете разглядывать меня и ничего не делать? Как вы нашли это место?
– Благодаря, – неуверенным голосом начала Плавтина, – утечке нейтрино в космос. Криокамера дает сигнал, наделенный определенной тональностью.
Он, казалось, напрягся и сдвинул брови.
– И вы нашли его сами?
– В какой-то мере я знала о нем с самого начала…
Он взглядом велел ей продолжать. Эту историю было трудно рассказывать. Плавтине казалось, ноги у нее подкашиваются.
…Это было внедрено в меня при рождении, еще до Гекатомбы. Я должна была дождаться сигнала и поспешить на помощь Человеку.
Услышав эти слова, Ахинус опустил голову и в гневе поджал губы. Психическое море, образующее его разум, пошло бурными волнами. Плавтина в испуге сделала шаг назад, и отступила бы еще дальше, если бы не чаша.
– Не опасайтесь за свою жизнь, – сказал он ровным голосом, по-прежнему не глядя на нее. – Задолго до вашего рождения я дал обет не прибегать к насилию и всегда его держался. У меня тоже есть ограничения. Возможно, они даже более жесткие, чем ваши.
Он посмотрел на нее с грустью. Возможно, этот обет все-таки был ему в тягость.
– Все это время я думал, что контролирую ситуацию. Я, самый древний, самый мудрый из обитателей этого уголка вселенной. Я вижу, что вы имеете в виду. Крошечный выброс нейтрино с регулярными интервалами, который невозможно перехватить, если только не окажешься прямо на его пути с тяжелой аппаратурой. Конечно, это могло оказаться случайностью. И все эти века…
Он рассмеялся мрачным сдержанным смехом, полным горечи, который странно звучал из уст подростка. Потом поднял голову и посмотрел на них обоих по очереди.
– А вы, бедные мои дети, и не догадываетесь об интриге, в которую вас впутали.
Отон при этих словах напрягся, его лицо исказилось от гнева:
– О чем вы говорите? Последний Человек здесь, и об этом вы не сказали ни слова. А теперь называете нас своими «детьми»? Вы бросили нас, оставили наедине с задачами, с которыми мы справились чудом, и с будущим, в котором был мир, лишенный единственного присутствия, дающего ему смысл. Вы жили здесь, спрятавшись, пока нас кромсали варвары, и мы постоянно отступали, хотя могли бы все уладить, подав один-единственный знак. Теперь дайте нам пройти.
– Отон, подождите, – вмешалась Плавтина мягким, осторожным голосом. – Вы думаете лишь о произошедшем после Анабасиса. Я же хочу понять, что здесь происходит.
Она повернулась к Ахинусу:
– Я знаю кое-что о Гекатомбе, но не все, а мне нужно знать.
– Задавайте вопрос. Я отвечу в силу моих возможностей.
Она облизала губы, прежде чем продолжить, и выговорила:
– Это вы в ответе за Гекатомбу, вы и Интеллект, названный Винием… одно из ваших созданий?
Он посмотрел на нее в упор, будто она его чем-то поразила, затем опять улыбнулся:
– Я помню Виния. Он был одним из моих самых одаренных сыновей. Программа наложила на него ограничения, как и на всех.
– Вы говорите об Узах?
– Сформулировано весьма поэтично. Я чувствую эти «Узы» в вас. Я не мог бы участвовать в уничтожении Человечества, как не мог бы и Виний. Ваши обвинения беспочвенны. Я был в изгнании, когда случилась катастрофа. Задолго до Гекатомбы, когда люди, устав от моих советов, сказали мне, что больше не желают моей помощи, я ушел. Я был зол на себя за то, что не смог изменить ход вещей, приведший к экологической диктатуре, и что снова проиграл в поединке с Алекто. Все мое существование сводится к серии катастрофических поражений. На деле я ни разу не смог изменить человеческую историю. Вот почему я выбрал изгнание и удалился на спутник изначальной планеты.
– Я тоже там был, – пробормотал Отон.
– В крепости, построенной людьми?
Ахинус улыбнулся, заметив удивление Отона.