В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

Танки, некогда сражавшиеся против немцев, теперь шли по Яве. Недавняя история Нидерландов словно отразилась в кривом зеркале, особенно в день, когда на острове Целебес подозреваемых в связях с освободительным движением вывели из тюрьмы, выстроили на площади и расстреляли. Молодой голландский командир Раймонд Вестерлинг предупреждал своих подчиненных: их задача предполагает, что придется «идти по колено в крови». 1 февраля 1947 года нидерландские войска начали так называемую зачистку деревень: выбрали наугад триста шестьдесят четыре безоружных человека, расстреляли их, сняли с трупов часы и драгоценности и зарыли тела в общей могиле. Деревни были сожжены дотла.

Ян Виллем приводит цифры по памяти. Однако в послевоенной Голландии эти факты замалчивали, и ни один солдат не предстал перед судом. Чтобы оправиться от событий, в которых страна потеряла не менее четырех тысяч своих граждан, потребовался коллективный провал в памяти, и поэтому множество таких же историй, как у Йо Клейне, остались неизвестными.

Через час с небольшим я еду в Амстердам к Лин на машине Яна Виллема. Рассказываю ей об открытиях, сделанных в Беннекоме, особенно о том, как активно работало в поселке Сопротивление по сравнению с другими городами и деревнями, и о том, что в паре шагов от нее – в том же доме или напротив – тоже прятали евреев. К моему удивлению, Лин больше всего взволновали не неожиданные сведения о соседях, а скорее то, как подкрепились ее собственные воспоминания о жизни у ван Ларов.

– Для меня очень важно, что Корри помнит, как мне скверно у них жилось. Я всегда винила себя, что обременяла их или была к ним несправедлива.

Пока мы убираем со стола, я делюсь с Лин своей тревогой: какая книга получится из наших совместных усилий. Ведь о войне уже написано так много. Лин улыбается и говорит мне: «Повторение – не беда. О любви уже тоже написано много песен».

19

Если в предыдущих домах Лин запомнились гостиные, то от Эде, где ее прятали с октября 1944 года, в памяти у нее задержалась лишь лестница на второй этаж. Крутые, застеленные ковром ступеньки, внизу – стеклянная дверь, которая отрезает девочку от остального дома. За ней можно прислушиваться и подглядывать, оставаясь незамеченной. В случае чего Лин успеет взбежать наверх в спальню – ковер приглушит шаги.

Атмосфера здесь приятнее, чем в Беннекоме, хотя еды не хватает и Лин весь день сидит взаперти. Но ощущение едва ли не праздничное. Семья живет по-походному: меньше возится с уборкой и не придерживается строгих правил. Хозяин дома дядя Эверт, брат Гейса ван Лара, – вот кто поддерживает такое настроение. Он веселит всех, даже когда жизнь тяжела. Мать семейства от его шуток улыбается и вспыхивает.

– В чем разница между немцами и ведром дерьма? – спрашивает он, и его красное лицо расплывается в улыбке.

– Не знаю и знать не хочу, – говорит она, но ответа так и ждет.

– В ведре, только в ведре! – громко откликается муж.

Дядя Эверт ничего не боится. Когда он в комнате, все меняется. Даже отец семейства ван Лар рядом с ним превращается в мальчишку. Они затевают игры, например перебрасываются чашкой или сражаются на мокрых полотенцах. Яп здесь не такой зануда, как дома, и тоже участвует в их битвах. Когда его скручивают и валят на пол, он брыкается и хихикает.

– Уж мы заставим тебя говорить! – грозит дядя Эверт, щекоча его под ребрами. – Найдем на тебя управу!

Лин – любимица дяди Эверта. Когда вечером все собираются у печки – а ее затапливают лишь на час, – дядя Эверт сажает Лин себе на колени и называет своей маленькой подружкой. Они играют в домино. Проиграв, дядя Эверт взрывается от ярости, но это он понарошку.

– Ты подрисовала на своих лишние точки, – обвиняет он Лин и сует костяшку прямо ей под нос.

Он даже облизывает костяшку, чтобы проверить, не сойдет ли краска. Дурачится, но это так смешно.

Дядя Эверт то и дело кого-нибудь трогает. Вот Лин он тискает и щекочет так, что она захлебывается смехом, даже дыхание перехватывает.

По вечерам взрослые разговаривают, а дети играют в домино, но днем ничего особенного не происходит. Утром Лин встает, одевается – дождавшись, пока останется одна в спальне. Потом завтрак, обычно пара ломтей сухого хлеба. Потом она слоняется по дому.

Под окном наверху есть удобное местечко для чтения, если запихнуть подушку между стеной и кроватью. Книг в доме немного, но если уж какая придется Лин по душе, она может возвращаться к ней снова и снова. Слова обретают ритм, и девочка с головой погружается в приключения, читая о дружбе и о том, как прекрасен мир. Так течет день за днем, от серого рассвета до темноты, которая спускается уже после трех.

Когда все расходятся, дом звучит по-особенному – не поймешь как, пока не прислушаешься. На умывальнике тикает будильник, бормочет вода в трубах, слегка скребут птичьи коготки по черепичной крыше. В тишине Лин иногда различает звуки, издаваемые ее телом, и смущается, хотя больше их слышать некому.