В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

На главной улице царит настоящая суматоха. Мужчины горланят песни в теплое весеннее небо. Потом по улице проходят солдаты – похоже, канадцы из армии союзников. Лин видит их лишь мельком, протискиваясь сквозь густую толпу. Девушки карабкаются на танки, взметывая подолы платьев. В воздухе висит густой дым, и пахнет дизельным топливом. Наконец, когда Лин сворачивает с главной улицы, она встречается взглядом с какой-то женщиной на тротуаре. Та обрита наголо, и на голове у нее свежие порезы.

И все-таки, хотя Лин участвует в общем буйном ликовании, носится всюду и мешается с толпой, она так и не понимает, что произошло. Освобождение для нее не обрело смысла. Просто какой-то праздник, люди вопят – вот и все.

5 мая 1945 года канадский генерал Чарльз Фоулкс и немецкий главнокомандующий Йоханнес Бласковиц договорились о капитуляции немецкой армии в Нидерландах. Акт капитуляции был подписан в Вагенингене, всего в трех милях от Беннекома. Адольф Гитлер застрелился в конце апреля, 8 мая была провозглашена победа, и война в Европе официально окончилась. Но уже вскоре после празднования Нидерланды охватило упрямое смирение перед ждавшей всех впереди огромной работой по восстановлению страны. В боях были убиты девятнадцать тысяч мирных жителей, восемь тысяч неевреев погибли в концентрационных лагерях, и более двадцати пяти тысяч человек умерли от голода. За последний год войны потребление калорий на человека сократилось больше чем вдвое, восемь процентов суши, отступая, затопили немецкие войска, а систематическое мародерство означало, что разруха в Нидерландах была сильнее, чем в любой другой оккупированной западной стране.

Масштабом разрушений до некоторой степени можно объяснить, почему так плохо обошлись с уцелевшими голландскими евреями. Шестнадцать тысяч из них вышли из убежищ, еще пять тысяч дожили до победы в концлагерях на востоке. Другие страны, в частности уже освобожденные к 1944 году Франция и Бельгия, быстрее организовали возвращение своих уцелевших еврейских соотечественников. Возможности голландцев исчерпывались двумя наемными мотоциклами и четырьмя маленькими грузовиками. Большинству интернированных пришлось добираться домой самостоятельно.

Почти полмиллиона голландцев застряли за границей (большинство – в немецких трудовых лагерях), а еще треть миллиона оказалась беженцами внутри страны. Поэтому правительство, вернувшееся из лондонского изгнания, даже из лучших побуждений едва ли могло оказать уцелевшим евреям достаточную помощь.

Однако лучших побуждений не было и в помине. Никаких официальных заявлений, никаких распоряжений. Когда встал вопрос о возвращении евреев домой, голландские министры настаивали, чтобы с теми обращались как с прочими гражданами. Они не заметили противоречия между этим своим решением и подробными заказами сборников гимнов, молитвенников, Библии и даже сосудов для причастия ради духовного утешения беженцев.

Для большинства вернувшихся в Нидерланды евреев это стало болезненным и травмирующим опытом. На границе их встретила хоть и неорганизованная, но все же целая заградительная армия в разномастной форме и деревянных башмаках: правительство опасалось наплыва иностранцев, а превыше всего боялось коммунистов, которые, чего доброго, могли подорвать стабильность государства.

Дирк де Лос вспоминал, как автобус, в котором он вместе с другими евреями возвращался из Дахау, был остановлен на границе, где, несмотря на настоящий голландский выговор, власти отправили их под арест – ведь документов при них не было. Посыпав порошком ДДТ, их заперли в лагерь для интернированных лиц в Неймегене, откуда Дирку через десять дней удалось бежать. Однако, добравшись до своего дома в Лейдене, он был снова схвачен и выслан обратно в лагерь – голландская полиция, как всегда, с рвением исполняла приказы вышестоящих.

Такая участь постигла не только Дирка. В транзитном лагере Вестерборк, из которого в Аушвиц вывезли более ста тысяч человек, еще несколько месяцев после войны оставались пленниками пять тысяч евреев. Бок о бок с ними содержались десять тысяч арестованных голландских фашистов – тех самых, что обрекли этих евреев на смерть. Когда евреев наконец отпустили, положение их мало улучшилось. Имущество было разграблено, в дома вселились новые обитатели. Бывало, что с вернувшихся еще и требовали уплатить подоходный налог за годы, проведенные в лагерях.