В поисках манускрипта

Крила вспомнила, как бегала к нему на свидания в дальний угол сада. Ей было всё равно, есть у него состояние или нет. Главное, чтобы он обнимал её и, щекоча своим дыханием её ухо, шептал ласковые слова. Они вместе смотрели в ночное звёздное небо, встречали рассветы, болтали ни о чём, подшучивали друг над другом и беззаботно смеялись.

Она снова услышала звук биения его сердца, который любила слушать, когда её голова лежала у него на груди.

Она ясно услышала его голос и вспомнила тот восторг, который охватил её, когда он первый раз признался ей в любви. Ему нравилось играть с её волосами. Иногда он переплетал ей косы, а она млела от его прикосновений.

Отец, заметив их отношения, был недоволен. Ему хотелось зятя познатнее. Однако он почти смирился с её выбором и прикидывал как получше устроить их будущее, обучая баронета всему, что знал сам.

Потом в их городе появился холостой немолодой виконт, состоятельный господин старше её на двадцать лет. Он страстно влюбился в неё, тогда ещё юную красавицу, и сманил её перспективами светской столичной жизни. Довольный таким поворотом дела отец, конечно же, не возражал против такой хорошей партии для своей любимой дочки.

Крила сама разорвала эту волшебную связь с тем мальчишкой — баронетом, бросив ему в лицо злые несправедливые слова. Потом, даже много лет спустя, время от времени перед её мысленным взором вставало его бледное лицо, на котором как звёзды сияли обрамлённые пушистыми ресницами глаза, полные отчаяния и горя.

В первую брачную ночь влюблённый виконт был нежен и предупредителен со своей юной женой, однако в глазах восемнадцатилетней девушки сорокалетний нелюбимый муж казался стариком. Его запах казался ей затхлым, а прикосновение волосатых ног порождало не трепет, а нервную дрожь. Когда новоиспечённый муж после ритмического покачивания, причинявшего ей боль, вдруг забился на ней со стоном удовлетворения, сдавив ей холодными пальцами грудь, ледяной озноб прокатился по её телу.

Крила с ужасом поняла, что теперь это навсегда. Любви у неё больше не будет. Не будет ни юного баронета, ни его ласковых слов, от которых кружится голова, ни сладких поцелуев, ни его улыбки, от которой сердце начинало прыгать от счастья. Вместо этого будут наряды, подарки, балы и супружеское ложе, которое она должна будет постоянно делить вот с этим чужим ей человеком, чьи губы кажутся ей скользкими и мокрыми. От осознания этого ужаса она застонала, и муж принял это за подтверждение успешности его усилий.

Став виконтессой, она попыталась заглушить боль расставания с любимым круговертью светской жизни, новыми нарядами, знакомствами, да утешалась завистливыми взглядами кумушек. Даже пыталась полюбить своего умного, рассудительного, но такого занудливого и старого мужа, но не смогла. За их медовый месяц виконт безумно надоел ей своими проявлениями любви, однако постепенно Крила привыкла. Отвращение, которое она испытывала к этому мужчине, стало менее острым. Зато она поняла главное: постель — мощный рычаг для воздействия на мужа.

Когда они поселились в столице, своей юностью и красотой новоиспечённая виконтесса привлекла внимание столичных ловеласов. Наивная тогда провинциальная простушка попалась на крючок первому же любвеобильному столичному интригану, который легко затащил её в свою постель, лишил её верности мужу и показал, что секс может быть приятным.

Годы шли, Крила врастала в светское общество, научилась использовать свою красоту для достижения корыстных целей и интриговать. Место для мужа при дворе короля было получено её усилиями. Виконт, возможно, подозревал о своих развесистых рогах, но Крила вела себя весьма осторожно, публику своими похождениями не эпатировала и вдобавок сквозь пальцы смотрела на интрижки своего нелюбимого мужа, что вполне его устраивало.

Иногда очередной мужчина в её постели чем-то напоминали ей юного баронета, и тогда что-то тоскливо ёкало в её давно замороженном сердце, будто пыталось выбраться наружу.

Корвин взглянул на задумчивую виконтессу.

— А ведь для неё тоже начинается новая жизнь, — подумал он, разглядывая её кокон. — Блок, который она сама себе поставила много лет назад, отвернувшись от сильного чувства, одновременно запечатал и её возможность иметь детей. Её бесплодность с этим и была связана. Я заметил этот блок сразу в первый день, когда она приехала. А сегодня блока нет.

Видимо, вчерашнее сильнейшее возбуждение эфирного слоя, эта сметающее все преграды энергия жизни сначала открыла у неё воспоминания о любимом, а затем и вовсе разрушила эту преграду. Печати больше нет, и у неё могут быть дети. Только она этого пока не знает, а я ей не скажу.

Непонятно, изменится ли вообще что-то в её судьбе от снятой печати. Она далеко не девушка и приближается к сорока. В таком возрасте и при желании ребёнка нелегко завести.

Он наклонился к виконтессе и сказал.

— Для тебя с сегодняшнего дня начинается новая жизнь, поверь мне. А теперь расскажи-ка мне, как найти твоего столичного знакомого…

* * *