В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах

Тынянов выбирал темы для своих биографических романов, близкие его собственным исследовательским интересам. Он был специалистом в области литературы первой трети XIX века и всю жизнь много занимался поэтами пушкинской поры, в особенности Кюхельбекером, Грибоедовым и самим Пушкиным. Однако важной чертой «Смерти Вазир-Мухтара» оказывается пересечение этих интересов с темами и проблемами современности. Наряду с эпохой, которой Тынянов интересовался профессионально, он запечатлевал и собственную. В конце 1920-х годов темы предательства революционных идеалов и сотрудничества с механистичным государством оказались как нельзя более актуальными. После исчезновения литературы предреволюционных лет и быстрых изменений в политическом устройстве страны не только Тынянов искал в прошлом ответы на сложные современные вопросы. Как писала Гинзбург,

историзм, разумеется, не личное свойство Тынянова. Тынянов – человек, творчески сложившийся после революции. Он вобрал в себя страстное желание эпохи разобраться в прошлом через настоящее, в настоящем через прошлое. Историзм был воздухом 20-х годов [Гинзбург 1966: 90].

Этот «историзм», возможно, наилучшим образом объясняет поиск Тыняновым тех формул, которые помогали осмыслять мир; Тынянов обращался к прошлому, к истории, к собственной прозе, но не забывал о настоящем, а затем привносил историческое прошлое в это настоящее.

Как это обычно бывает у романистов, Тынянов изучал собственное время в поисках материала, с помощью которого можно будет построить исторический роман. Есть свидетельства того, что Тынянов придавал некоторым персонажам отдельные черты и манеру поведения своих современников[15] и что у него самого было много общего с главным героем[16]. «Смерть Вазир-Мухтара» представляет собой если не автобиографический, то несомненно автореференциальный роман.

И Тынянов, и Грибоедов были вынуждены из-за политического давления обратиться к другим профессиональным занятиям: Грибоедов после подавления восстания декабристов не смог дальше писать стихи и принялся сочинять проект переустройства Кавказа, давая выход своей творческой фантазии, а Тынянова экономические и политические причины заставили прекратить формалистские литературоведческие штудии и заняться беллетристикой.

В профессиональной карьере автор и его герой шли противоположными путями: Грибоедов оставил поэзию для более практической и конкретной деятельности на государственной службе; Тынянов отошел от своей литературоведческой работы (характеризующейся научной точностью) к более зависимой от интуиции и воображения области художественной литературы. Но во многих других отношениях они были похожи. Оба не отличались хорошим здоровьем и рано умерли. Оба принадлежали к числу тех, кого Тынянов в предисловии к «Смерти Вазир-Мухтара» называл «превращаемыми»: несмотря на рано проявившиеся оппозиционные настроения по отношению к государственной политике, они оба пользовались привилегиями от государства. В то время как декабристы из близкого окружения Грибоедова были казнены или томились в тюрьме, он получил чин статского советника, орден Святой Анны второй степени и четыре тысячи червонцев за свои усилия по заключению Туркманчайского мирного договора, был назначен посланником в Персию. Тынянов в то время, когда его коллег-писателей арестовывали и ссылали, принимал множество даров от советского правительства: он получил членский билет номер один Союза советских писателей (1934) и новую квартиру (1936–1937); кроме того, в 1928 году он совершил поездки за границу, в Берлин и Прагу, и в 1936 году – в Париж на лечение. Наибольшее сходство между ним и Грибоедовым для самого Тынянова заключалось в том, что они оба были вынуждены оставить свои «революционные» идеалы, чтобы выжить в новом государстве. Тынянов, вероятно, воспринимал свои привилегии как результат предательства и оттого заставил своего Грибоедова испытывать сходные чувства.

В прологе романа тыняновский рассказчик выступает от первого лица и прямо отождествляет себя с Грибоедовым. Он пишет, что в крови всегда бродит время, и у каждого периода есть свой вид брожения: Пушкин был винным брожением, а Грибоедов – уксусным. «В этот день я отодвинул рукой запах духов и отбросов. Старый азиатский уксус лежит в моих венах, и кровь пробирается медленно, как бы сквозь пустоты разоренных империй» [Тынянов 1985: 9][17]. Рассказчик со струящейся по жилам грибоедовской, уксусной кровью подчеркивает сходство между собой и героем. Правда, это единственный случай употребления рассказчиком первого лица в романе, но то, что это сказано именно в прологе, подчеркивает сходство между Тыняновым и Грибоедовым.