В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах

Как и в романе Булгакова «Жизнь господина де Мольера», к которому мы обратимся в шестой главе, повествователь «находится» в XX веке и с этой позиции рассказывает нам историю героя. Хотя он только однажды указывает, что между ним и излагаемыми событиями лежит временная дистанция длиной в век, для читателя достаточно этого указания, чтобы ощутить сближение эпох. Пролог «Смерти Вазир-Мухтара» начинается так: «На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось». В этих словах есть отзвук реплики Гамлета: «Время вывихнуло сустав», но здесь не просто вывихнут сустав – время «переломилось» и его, похоже, никто не сможет залечить. Неудача декабристского восстания закончила «двадцатые годы» раньше календаря и четко разделила людей двадцатых и тридцатых годов.

Люди двадцатых годов интересовались женщинами и революцией, поэзией и тайными обществами; люди тридцатых годов оказались рабами на рудниках и заводах, лишенные свободы III отделением. «Благо было тем, кто псами лег в двадцатые годы, молодыми и гордыми псами, со звонкими рыжими собаками!» – восклицает рассказчик. Хуже было тем, кто выжил: «Как страшна была жизнь превращаемых, жизнь тех из двадцатых годов, у которых перемещалась кровь!» [Тынянов 1985: 354, 7, 9]. Именно к этому разряду принадлежит герой романа: его не принимало и ему не доверяло государство, которому он пытался служить, и его же отвергли друзья юности. Исследование этой категории «превращаемых» оказывается главной задачей романа.

Тынянов ввел повествователя, чтобы приблизить Грибоедова к современности. Он писал в конце 1920-х годов и хорошо знал о «превращаемых» людях своей эпохи. Ассоциируя Пушкина с вином, а Грибоедова с уксусом, тыняновский рассказчик уже указывал на то, какое десятилетие (и кто из поэтов) принадлежало к разряду «счастливых», а какое – «горьких». Людям «горького» десятилетия приходилось делать все, что было возможно в их исторических обстоятельствах. Как будет показано далее, Пушкин сыграл важную роль в романе о Грибоедове, и его, как и самого Тынянова, также можно рассматривать как человека двадцатых и человека тридцатых годов. Но если автор хотел представить Пушкина как возможный образец героя XX века, то именно роман о Грибоедове показывал, что трагическая смерть поэта-дипломата стала тем посланием из прошлого, которое можно было использовать в 1930-е годы.

Прочтения «Смерти Вазир-Мухтара»

Жанровая природа тыняновских романов подробно обсуждалась в научной литературе. Возможно, лучше всех ее удалось описать Эйхенбауму, который замечал о первых двух романах:

Итак, надо было не столько описывать жизнь, сколько раскрывать «судьбу». Традиционный жанр биографии явно не годился для этой задачи – надо было создавать жанр заново <…> Задачам Тынянова скорее соответствовал исторический роман, но замкнутый на одном герое и, главное, переведенный из плана эпического повествования в план лирического рассказа, поскольку дело было не в изложении событий и не в фабуле, а в создании интимного образа [Эйхенбаум 1966: 79–80].

Мне представляются особенно важными последние слова в этой цитате. Снова вспомним, что главные герои Тынянова, и в том числе Грибоедов, были до определенной степени известны, и их биографии становились предметом исторических штудий, и потому рассказ ушел на второй план по отношению к задаче воплощения персонажей. В образе Грибоедова Тынянов пытался показать живого поэта, который выглядел бы настоящим и убедительным для современных читателей. По иронии судьбы, именно этот живой персонаж, этот интимный образ и исчезает, обращаясь в ничто, на протяжении всего романа. Тынянов начинал роман с одним центральным героем, Грибоедовым, а затем, создав его образ, постепенно начинал вытеснять его из жизни, оставляя только обозначение его должности – Вазир-Мухтар.

Эйхенбаум подчеркивал, что в тыняновских романах есть нечто большее, чем обычно вкладывается в понятие «биография». Он писал о «раскрытии судьбы», чтобы подчеркнуть разницу и описать историческую движущую силу, стоящую за событиями жизни персонажа.