В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах

Заинтересовавший Ходасевича эпизод сводится к следующему: как-то на одном из званых вечеров Пушкин рассказал историю, которая произвела на услышавшего ее молодого писателя Титова такое впечатление, что он, «придя домой, записал ее. Затем отнес Пушкину, тот просмотрел запись – ив результате повесть была напечатана в редакции Титова, но с пушкинскими поправками в “Северных цветах”» [Ходасевич 19966: 49]. Такое случалось уже не единожды: Пушкин часто предлагал идеи произведений другим авторам. Так, он намеренно отдал Гоголю сюжеты и «Ревизора», и «Мертвых душ».

В интерпретации Ходасевичем этого анекдота отсутствует обычное для рассуждений на эту тему указание на пушкинскую душевную щедрость. Наоборот, из его статьи следует, что Пушкин, возможно, остался недоволен тем, что отдал этот тщательно выстроенный сюжет. И приписывая этот рассказ Пушкину в публикации 1915 года, где автор обозначен как «Пушкин – Титов», Ходасевич указывал также, что Пушкин впоследствии воспользовался своим случайным «подарком», спародировав эту историю в «Домике в Коломне» [Ходасевич 1915: 32]. Статья, предварявшая публикацию 1915 года, заканчивалась указанием на творческие планы Ходасевича-пушкиниста: «Вместо непрочной связи лирических постижений и неизъяснимых “предчувствий”, мы предлагаем установить между рядом произведений Пушкина прямую и прочную, тематическую и текстуальную связь» [Ходасевич 1915: 33]. «Счастливое открытие» Ходасевичем этого рассказа впоследствии оказалось полезно для реализации его потенциала исследователя[109].

Следующий сборник статей был озаглавлен «Поэтическое хозяйство Пушкина»; он выходил в двух вариантах. Ходасевич печатал его по частям в берлинском журнале «Беседа» в 1923–1925 годах; одновременно сборник вышел в Ленинграде в 1924 году. Автор критиковал советское издание из-за множества ошибок, тем не менее обе публикации были для него очень важны. Они не только составили основу его пушкиноведческих исследований, но и, возможно, помогут нам понять, почему попытка написать биографию Пушкина окончилась для поэта неудачей.

После отъезда за границу Ходасевич скитался по всей Европе, жил то в меблированных комнатах, то в съемных квартирах, пока в 1926 году не поселился наконец в Париже. Он зарабатывал на жизнь писательством: иногда публиковал стихи и постоянно печатал статьи и рецензии в таких русскоязычных газетах и журналах, как «Современные записки», «Дни», «Последние новости», «Возрождение», «Сегодня» и др. Последний сборник стихов «Европейская ночь», изданный как часть его «Избранных стихотворений» в 1927 году, заканчивался печальной картиной бессилия и тьмы, заставшей некогда шедшего «путем зерна» сеятеля. В конце 1920-х годов Ходасевич писал почти исключительно прозу; в 1931 году он опубликовал литературную биографию Державина. Однако биография Пушкина, о которой он давно мечтал, так и не была завершена. Уже в середине 1932 года в письме к Берберовой от 19 июля 1932 года Ходасевич признается, что распрощался с Пушкиным: «Думаю, что вспышка болезни и отчаяния были вызваны прощанием с Пушкиным. Теперь и на этом, как на стихах, я поставил крест. Теперь у меня нет ничего» [цит. по: Бетеа 1988: 285].

Сурат в книге о Ходасевиче-пушкинисте предположила, что причина этого «прощания» была очень проста: по мнению исследовательницы, написание пушкинской биографии оказалось для Ходасевича гораздо более сложной задачей, чем создание жизнеописания Державина:

Очевидно, что написать биографию Пушкина в любом случае неизмеримо сложнее, чем биографию Державина. Если же прибавить к этому атмосферу «европейской ночи», которой дышал Ходасевич, если вспомнить о глубоком творческом кризисе, который привел его к отказу от поэтического дара, то приходится только удивляться тому, с каким упорством он возвращался вновь и вновь к этому замыслу [Сурат 1994: 92].

Однако, несмотря на то что пушкинская биография, похоже, действительно давалась Ходасевичу труднее, чем державинская, предположение Сурат мне кажется упрощением. Исследовательница постулирует причинно-следственные отношения: если Пушкин сложнее Державина как поэт, то, следовательно, жизнь Пушкина труднее описать. В действительности же биография Державина оказалась предпочтительнее для Ходасевича по другим причинам: в основном потому, что Державин, сильный, надежный, уверенный в себе созидатель и творец, принадлежавший победному XVIII столетию, подходил для заполнения открытой в 1930-е годы вакансии «положительного героя» гораздо лучше, чем аполитичный Пушкин.

Статьи о русской поэзии