В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг.

Неверно было бы утверждать, что в период балканского кризиса воздействие держав на перестройку подсистемы было сведено к минимуму и ограничивалось лишь посредническими функциями. В принципе создание независимой Албании явилось следствием компромиссов и договоренностей шести великих держав, которые брали на себя ответственность в определении ее границ и формировании государственных структур. Балканские игроки, главным образом Сербия и Греция, воспринимали Албанское княжество как «инородный» элемент в регионе, последнее же полагало, что соседние государства в ходе войны присоединили к себе «чисто» албанские земли (например, Косово). В итоге конфликт, существовавший между албанцами, сербами и греками, проживавшими в Османской империи, с изменением политического ландшафта в регионе вышел на новый уровень. Поддерживая независимость Албании, державы Тройственного союза, Австро-Венгрия и Италия, «резервировали» за собой дополнительный повод для вмешательства в дела региона.

В период балканского кризиса 1912–1913 гг. Британия выступала в качестве медиатора. Выбор Лондоном такой роли, как справедливо отмечает ряд исследователей, обусловливался его стремлением сохранить за собой функции балансира системы международных отношений, а также продемонстрировать надблоковость своих позиций, что означало отказ от жестких обязательств перед партнерами по Антанте[893]. Однако, на наш взгляд, существует и другое объяснение поведения Великобритании. Ни в Берлине, ни в Лондоне не собирались ввязываться в общеевропейскую войну из-за локальных споров, которые представляли для них третьестепенное значение. Англия полагала, что, позиционируя себя в качестве беспристрастного посредника на лондонском совещании послов, т. е. не ассоциируя себя с одним из партнеров по Антанте (Россией), она выказывала склонность к «разрядке» отношений с Германией. Таким образом, Лондон сигнализировал Берлину, что в условиях потепления англ о-германских отношений у последнего отпадала необходимость в безоговорочной поддержке его ключевого союзника, что должно было побудить германское правительство оказать умиротворяющее влияние на Австро-Венгрию. В этом случае существенно снизился бы риск австро-русского военного столкновения. Следовательно, устранилась бы дилемма поддержки России в этом конфликте (как отмечалось, отказ Лондона солидаризироваться с Петербургом был бы губительным для Антанты). Как ни парадоксально это звучит, но отчасти сотрудничество с Германий в период балканского кризиса рассматривалось Лондоном как способ «спасения» англо-русской Антанты. Высокопоставленные чиновники Форин Оффис продолжали рассматривать «согласие» с Россией при всей его противоречивости как один из краеугольных камней британской внешней политики[894]. Однако на этот раз, в отличие от более раннего периода (например, Боснийского кризиса), Лондон считал нежелательным обострение балканской проблемы.

§ 3. От Бухареста до Сараево: новая расстановка сил на Балканах и сворачивание британской вовлеченности в дела региона

Победа балканских союзников над Турцией не вела к автоматической нормализации обстановки в Юго-Восточной Европе. Выстраивание нового регионального порядка на Балканах было длительным многофакторным процессом, в котором взаимодействовали внутренние импульсы и внешние влияния. Великобритании предстояло определить степень и форму своего участия в этом процессе.

Переформатирование Балканской подсистемы обозначило перед Лондоном два взаимозависимых вопроса. С одной стороны, речь шла о модификации места региона во внешнеполитической стратегии Великобритании, с другой – о влиянии фундаментальных изменений в Юго-Восточной Европе на внешнюю политику Англии в свете традиционно тесного переплетения балканских, ближневосточных и европейских проблем. И, наконец, Лондону предстояло оценить последствия балканских трансформаций для геополитического равновесия.