Европейские наблюдатели, как, например, британский посол в Константинополе Дж. Лоутер, характеризуя ситуацию на Балканах, отмечали, что великие державы «еще натерпятся неприятностей от балканских государств и будут жалеть об уходе турок» из Юго-Восточной Европы[895]. Такой вывод кажется вполне закономерным в контексте недавних региональных пертурбаций. Балканы и прежде отличались политической нестабильностью. Однако в условиях возникавших кризисов, которые в большинстве своем были вызваны упадком Османской империи, великие державы вели диалог в первую очередь с Портой. Заставляя султана принять ту или иную программу реформ, они исходили из того, что ее реализация в силу разных обстоятельств ложилась на плечи турецкого правительства. Кроме того, Порта несла ответственность за урегулирование конфликтов между представителями различных этноконфессиональных групп, проживавших на территории Османской империи. С исчезновением турецкой власти с Балкан был решен только один из аспектов македонского вопроса: сербо-болгарские и греко-болгарские противоречия продолжали существовать. Теперь великим державам в ходе урегулирования этой проблемы предстояло иметь дело не с одной лишь Турцией, а с группой балканских государств, что, несомненно, усложняло процесс. До войны 1912–1913 гг. политика великих держав на Балканах (за исключением, пожалуй, Австро-Венгрии) по большей части определялась спецификой их интересов в Османской империи, потом – стремлением вовлечь местные государства в орбиту влияния того или иного блока, что требовало выработки новых правил «игры» в регионе.
Лондонский мирный договор 1913 г., подготовленный шестью великими державами, носил самый общий характер. В нем отсутствовали пункты, касавшиеся новых государственных границ на Балканах: каждый из союзников должен был подписать отдельный мирный договор с Турцией; им также предстояло договориться между собой о распределении завоеванных территорий. Такое намеренное дистанцирование великих держав от деликатного вопроса территориального размежевания свидетельствовало о том, что ввиду зыбкости новой расстановки сил в регионе они до конца не определились со своими потенциальными союзниками на Балканах, а потому не спешили отталкивать одни государства, поддерживая притязания других.
Вопрос о разграничении бывших турецких вилайетов, как нам представляется, следует рассматривать в контексте более общей проблемы складывания новой политической иерархии в рамках Балканской подсистемы. После победы над турками болгары, которых современники называли «японцами Балкан», становились очевидными региональными лидерами. Присоединив новые территории, Болгария заметно улучшала свои стратегические позиции: она не только получала выход к Эгейскому морю и увеличивала протяженность своего черноморского побережья, но фактически была в состоянии угрожать Константинополю, на пути к которому единственным существенным препятствием после падения Адрианополя оставалась Чаталджинская укрепленная линия. Однако концентрация болгарских войск на восточном направлении в период Первой балканской войны позволила Греции и Сербии сделать большие территориальные приобретения в Македонии. Греция оккупировала Салоники, на которые претендовала Болгария, а Сербия не только заняла «спорную зону», но и вторглась в болгарскую. Предпринятые сторонами попытки, в том числе при посредничестве России, прийти к компромиссу оказались тщетными[896]. В Афинах и Белграде отдавали себе отчет в том, что в случае реализации своих требований Болгария превращалась в доминирующую силу на Балканах. Вполне предсказуемым способом помешать диспропорциональному (по отношению к другим государствам региона) усилению Болгарии являлось заключение сербо-греческого союза. 18 мая (ст. стиль) 1913 г. между Белградом и Афинами были подписаны соглашения, суть которых сводилась к установлению общей сербо-греческой границы в Македонии к западу от реки Вардар, обеспечению взаимной дипломатической и военной помощи против Болгарии, а также разделу Албании на сферы влияния[897].
Что касается болгарского руководства, то оно продемонстрировало ошибочный анализ создавшейся обстановки. Фердинанд и болгарские военные круги полагали, что после переброски войск из Фракии в Македонию болгарская армия по численности будет превосходить греческую и сербскую вместе взятые, что гарантировало бы ей победу. Нельзя игнорировать и тот факт, что болгарское правительство побуждали к выступлению внутриполитические факторы в лице македонских эмигрантов, грозивших предать смерти политиков, осуждавших крайние меры[898]. Атака, совершенная болгарскими войсками 29–30 июня 1913 г. на сербские позиции в Македонии, ознаменовала начало Второй балканской (межсоюзнической) войны.