Современники рассматривали дипломатическую борьбу вокруг Санджакской дороги в контексте ее возможного воздействия на процесс размежевания великих держав. По мнению корреспондента «Таймс» в Вене Г.У. Стида, в 1907 г. Б. Бюлов и А. Эренталь намеривались осуществить перегруппировку великих держав в Европе, создав «Четверную Антанту»[539]
. Их замысел сводился к тому, чтобы возродить Союз трех императоров и включить в его состав также и Францию, учитывая нежелание Петербурга расторгать альянс с Парижем. Эренталь и Бюлов, по имевшимся у Стида сведениям, планировали привлечь на свою сторону Россию уступками в балканской политике, а Францию – долей в строительстве Багдадской железной дороги. Конечной целью Берлина и Вены, как полагали Стид и британский посол в Австро-Венгрии Э. Гошен, являлась изоляция Англии на международной арене[540]. Проект Санджакской дороги расценивался британскими экспертами как реакция Австро-Венгрии на отказ России участвовать в новой политической группировке.Вряд ли можно говорить о том, что в рассматриваемый период идея «Четверной Антанты» могла быть претворена в реальность. Но все же она свидетельствовала об одном важном обстоятельстве: и Германия, и Дунайская монархия воспринимали Великобританию как лидера Антанты, а потому их усилия были направлены на то, чтобы «обезвредить» английское звено Тройственного согласия.
Создается впечатление, что британские дипломаты и журналисты раздували больше шума вокруг австро-германского проекта, чем он того заслуживал. Подобный алармизм вскрыл боязнь Англии оказаться в международной изоляции. Укрепление англо-русской Антанты стало рассматриваться Форин Оффис как одна из первостепенных задач британской внешней политики.
Манифестацией англо-русского сближения можно считать Ревельское свидание Эдуарда VII и Николая II, состоявшееся в июне 1908 г. Одним из итогов встречи на высшем уровне была официальная декларация русской и британской сторон о выработке компромиссного варианта македонских реформ[541]
.Англо-русское сотрудничество не только активизировало политику Австро-Венгрии и Германии на Балканах, но дало импульс внутриполитическим процессам в Османской империи – Младотурецкой революции 1908 г.
По своему характеру и составу участников младотурецкое движение было очень неоднородным: его составлял целый сонм фракций, комитетов и коалиций. Кроме того, под своей сенью оно объединяло представителей различных национальных общин Османской империи[542]
. Такая гетерогенность движения предполагала многочисленные дискуссии между его сторонниками и столкновения в его рядах различных точек зрения на стратегию развития Турции. Во всем этом многоголосии можно выделить два основных течения: националистическое, олицетворением которого был комитет «Единение и прогресс», и либеральное, позже сгруппировавшееся вокруг партии «Ахрар»[543].Ядро младотурецкого движения составлял именно комитет «Единение и прогресс», представленный по большей части образованной офицерской прослойкой, выступавшей за проведение в Османской империи либеральных реформ с целью укрепления ее государственности, военной и экономической сфер. Модернизировав империю, младотурки надеялись исключить вероятность иностранного вмешательства во внутренние дела Турции и ее раздела[544]
. А потому весьма правдоподобным выглядит заключение нового британского посла в Константинополе сэра Дж. Лоутера о том, что катализатором революции явились соглашения, достигнутые во время Ревельского свидания 1908 г. В восприятии младотурок русско-британский проект реформ фактически означал лишение Турции ее прав на европейские провинции[545]. Вполне закономерно, что революция вспыхнула в Македонии, где в наибольшей степени ощущалось европейское влияние. По признанию майора Энвер-бея, одного из видных деятелей младотурецкого движения, турецкие офицеры, уверенные в том, что они могли самостоятельно проводить античетнические операции, болезненно восприняли проект реформ, в соответствии с которым европейские офицеры наделялись правом отдавать приказы местной жандармерии[546].