Неблагоприятным фактором для политики англичан в Османской империи можно считать все более усиливавшийся раскол между правящей коалицией – Либеральным союзом во главе с Кямиль-пашой и комитетом «Единение и прогресс». Принципиальным различием в политических платформах двух партий являлся вопрос о реорганизации политико-административной структуры Османской империи: первые настаивали на ее децентрализации, вторые – на централизации. Разумеется, с точки зрения британского правительства, планы дальнейшей децентрализации Турции выглядели довольно перспективными. С одной стороны, отдаленные провинции находились бы под формальным суверенитетом султана, что уменьшало вероятность столкновения из-за них великих держав. С другой стороны, неконтролируемость Портой периферии (Британию больше всего волновали аравийские территории, прилегавшие к Персидскому заливу) позволила бы Лондону напрямую вступать в переговоры с местными правителями. Однако реализации данной программы препятствовала позиция младотурок. По замечанию британского дипломата А. Тэлфорда Во, авторитетного специалиста по Турции, комитет «Единение и прогресс», настаивая на жесткой централизации Османской империи, отвергал косвенные методы управления, сторонниками которых традиционно выступали англичане[659]
. Своеобразие британского подхода как раз и заключалось в осуществлении контроля над княжествами Персидского залива путем установления над ними различных видов протекторатов, при которых местные шейхи сохраняли широкую свободу действий во внутренней политике[660]. Англичане восприняли как тревожный знак призыв, обращенный к ним со стороны одного из деятелей комитета, признать Кувейт, находившийся с 1899 г. под фактическим контролем Великобритании, «составной частью Османской империи», что было равнозначно восстановлению турецкой власти над этим аравийским шейхством[661].К февралю 1909 г. отношения между «Ахраром» и комитетом «Единение и прогресс» предельно обострились. Лидер либералов Кямиль-паша был смещен со своего поста, на его место назначали Хилми-пашу, бывшего генерального инспектора македонских вилайетов. Противостояние Комитета и его оппонентов достигло своего апогея 13 апреля 1909 г., когда взбунтовался столичный гарнизон, а новое правительство подало в отставку. Мятеж в Константинополе, как справедливо указывают некоторые авторы, послужил Комитету подходящим поводом для расправы над оппозицией[662]
.В британском посольстве усматривали причину апрельской контрреволюции в чрезмерно светской политике Комитета и его небрежении к шариату. Это, как отмечалось, привело к появлению на политической сцене Турции Мусульманской лиги, которая сопротивлялась прозападным устремлениям комитета «Единение и прогресс». Некоторые представители Либерального союза, по сообщениям Лоутера, установили контакты с реакционными силами. Однако их успех оказался кратковременным: «Ахрар» был не подготовлен к такому развитию событий[663]
.По турецкой столице между тем циркулировали слухи о причастности британского посольства к антиконституционному выступлению[664]
. Подобные умонастроения, как полагает турецкий исследователь Ф. Ахмад, были вызваны тем обстоятельством, что противники Комитета не преминули воспользоваться симпатиями англоязычной прессы, особенно «Таймс», к оппозиции[665]. Авторитет Британии среди константинопольского общества, по словам очевидцев, никогда не находился на столь низком уровне, как после апрельских событий[666].Современники не могли найти адекватного ответа на вопрос, почему британское посольство и пресса так настойчиво демонстрировали свое расположение к партии «Ахрар», когда было очевидно, что реальная сила находилась за комитетом «Единение и прогресс»[667]
. В этом смысле разительный контраст представляла политика Берлина, который сумел предвидеть, что победа в противостоянии либералов и Комитета останется за последним. В итоге, по оценкам наблюдателей, все обернулось триумфом Германии и катастрофичной потерей Англией своих позиций[668]. Маршалль объяснял подобное поведение Британии тем фактом, что Лоутер и его коллеги ошибочно проанализировали сложившуюся ситуацию и сделали ставку не на ту сторону[669]. Все же думается, что оценка, данная германским послом британской политике, была довольно поверхностной.