В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг.

Английское предложение было встречено довольно скептически не только со стороны Балльплац, но и русского МИДа[708]. Эренталь дипломатично уклонился от прямого ответа Лондону и характеризовал позицию Вены как выжидательную[709], что на деле означало затягивание времени с целью претворения в регионе собственных планов. Позиция же России, партнера Британии по Антанте, вызвала удивление у высокопоставленных чиновников Форин Оффис, ведь английская схема, предполагавшая согласованность политики великих держав на Балканах, была, по их мнению, лучшим способом ограничить односторонние действия Двуединой монархии[710]. Реагируя подобным образом на предложение Грея, правительство России руководствовалось довольно весомыми мотивами. В тот период русская дипломатия на берегах Босфора предпринимала попытки в двустороннем порядке решить вопрос о статусе Проливов[711], а потому акция британского кабинета расценивалась послом России в Константинополе Н.В. Чарыковым как «носившая следы поспешности»[712].

Еще одно важное обстоятельство, которое нельзя упускать из виду, заключалось в том, что у Лондона и Петербурга видение ситуации в европейских провинциях султана не было идентичным. Русские дипломаты, аккредитованные на Балканах, еще в 1903 г. писали о подрывной деятельности австро-венгерских агентов среди албанских племен и о том, что они специально подстрекали последних к преследованию местных сербов. С того времени, если судить по документам русского МИДа, тактика Вены практически не изменилась: консульская служба Двуединой монархии развернула широкую пропаганду среди албанцев[713]. В английских же консульских донесениях сведения о провокациях австро-венгерских агентов в Албании встречались довольно редко. Таким образом, Петербург, в отличие от Лондона, видел серьезную опасность, исходившую от Вены в албанском вопросе, а потому отвергал любые предложения, содержавшие хотя бы намек на автономную Албанию, которая неминуемо попала бы в сферу влияния Габсбургской империи.

Показательно, что постепенно, после тщательной проверки поступавшей информации руководители Форин Оффис все же начали разделять точку зрения русского правительства, основанием для чего послужили донесения Картрайта и английского посланника в Софии X. Бакс-Айронсайда. Они телеграфировали о том, что австро-венгерское правительство действительно вынашивало планы создания большой автономной Албании в случае «развала Турции в Европе»[714]. Кроме того, Австро-Венгрия даже предложила Болгарии заранее «поделить» османские земли на Балканах, при этом предусматривалось предельное ослабление Сербии посредством максимального увеличения территории Албании[715]. В случае осуществления замыслов Австро-Венгрии последовало бы диспропорциональное усиление ее влияния на Балканском полуострове. В таких обстоятельствах Уайтхолл начали интересовать реакция балканских государств на события в регионе и в связи с этим их вероятное сближение, которое ознаменовало новый этап в развитии ситуации на Балканах.

В период с 1909 по 1911 г. Лондон, по существу, не предпринял никаких шагов с целью нейтрализовать германское влияние в Турции – стране, которая контролировала ключевой для Британской империи регион. Представляется, что кажущееся бездействие Англии объяснялось общим изменением вектора британской внешней политики. Ведь преобладание Германии в Османской империи наносило удар не только по позициям Великобритании, но и всех членов Антанты, а потому толкало их к более тесному взаимодействию, т. е. происходила дальнейшая консолидация англо-франко-русского Согласия на региональном уровне.