Еще одна часть этого свидетельства, в которую некоторым московским журналистам было трудно поверить, заключалась в том, что немецкие фирмы платили комиссионные Седову. Но я уже упоминал выше, что русские эмигранты имели привычку получать комиссионные от немецких фирм за то, что они использовали свое предполагаемое влияние, чтобы подтолкнуть советский бизнес в их сторону. Менеджеры этих немецких фирм могли счесть Седова одним из таких русских эмигрантов и заключить с ним такую же сделку, как те, что, как мне известно, они годами заключали с другими эмигрантами.
В таких случаях обычной процедурой для немецких фирм было просто включить обещанные комиссионные в цены продукции, и, если русские соглашались с этими ценами, больше ничего не требовалось. Но в случае с шахтными подъемниками комиссия, должно быть, была настолько высока, что фирме пришлось подделывать спецификации, чтобы оправдать прибыль. Это привлекло мое внимание, и сделка была блокирована. Пятаков подтвердил, что оказывал давление, чтобы провести некоторые сделки, а я уже рассказал, как давление оказывали на меня.
Показания на этом процессе вызвали скептицизм за рубежом и среди иностранных дипломатов в Москве. Я имел разговор с некоторыми американцами, которые считали, что процесс был сфабрикован от начала до конца. Что ж, я не присутствовал на суде, но очень внимательно следил за показаниями – они были напечатаны дословно на нескольких языках. И многие свидетельства о промышленном саботаже казались мне более вероятными, чем некоторым московским дипломатам и корреспондентам. По собственному опыту знаю, что на советских шахтах постоянно имели место многочисленные случаи промышленного саботажа и что некоторые из них вряд ли могли произойти без участия высокопоставленных коммунистических деятелей.
Мой рассказ ценен в связи с этим процессом только в том, что касается инцидента в Берлине. Я описал, что там происходило и как признание Пятакова прояснило для меня непонятные моменты.
Глава 10
Ошибки и заговоры
После того как меня убедили изменить свое решение и остаться в России для еще одной попытки реорганизовать шахты, в октябре 1932 года мне дали едва ли не самое сложное задание, какое только можно себе представить. Сигнал SOS был отправлен со знаменитых Риддерских свинцово-цинковых рудников в Восточном Казахстане, недалеко от границы с Китаем. Эти рудники, бывшая британская концессия, принадлежащая Уркварту, считаются одним из богатейших свинцово-цинковых месторождений в мире, и, кроме того, здешняя руда отличается необычно большим содержанием золота.
Рудники расположены на территории в те времена более труднодоступной, чем сейчас, поскольку в Казахстане в то время почти полностью отсутствовали как железные, так и автомобильные дороги, тогда как теперь их несколько. Сначала мне было поручено отправиться туда на месяц, чтобы осмотреть предприятие и определить, что можно сделать, чтобы вернуть производство в нормальное русло.
Меня предупреждали, что ситуация сложная, но я не был готов к той катастрофе, какую обнаружил. Методы, к которым прибегали в этих шахтах, были способны разбить сердце горного инженера. Они привели к нескольким обвалам, настолько значительным, что производство было почти остановлено. Шахты расположены рядом с рекой, и обвалы вызвали внезапное затопление водой, что привело к перегрузке установленного насосного оборудования. Шахты находились в таком состоянии, что им постоянно угрожала опасность быть безвозвратно утраченными в любой момент из-за наводнения.
Я обнаружил, что инженеры разделились во мнениях относительно правильных методов разработки этих шахт и потратили больше времени на споры о достоинствах той или иной схемы действий, чем на то, чтобы сделать хоть что-нибудь, чтобы предотвратить разрушение шахт. Коммунистические управленцы, получающие приказы из Москвы придерживаться установленных производственных графиков, настаивали на том, чтобы руда добывалась в любом случае, независимо от безопасности шахт. Они совсем не разбирались в горном деле и, я полагаю, стали проявлять нетерпение, потому что инженеры тратили слишком много времени на теоретические споры. В результате эти люди устроили на шахтах полнейший беспорядок.
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: требуются срочные меры, чтобы спасти рудники от полного разрушения. Я телеграфировал в Москву, сообщив о ситуации и изложив план дальнейшей работы. Одновременно под свою ответственность запретил те работы, которые угрожали полным затоплением шахт. Примерно через три недели я получил ответ, предписывающий мне взять на себя управление шахтами в качестве главного инженера и применять любые методы, которые сочту наилучшими. В то же время коммунисты-управленцы, по-видимому, получили инструкции предоставить мне полную свободу действий и оказать всю возможную помощь.