В поисках своего ковчега

Турок поднялся с земли и, покосившись недоверчиво на протянутую ему лепешку, быстро схватил ее своими костлявыми коричневыми руками. Ел он торопливо, с жадностью изголодавшегося животного, почти не пережевывая. Вахак достал из сумки флягу с вином, сделал пару глотков и протянул ее бродяге.

– На-ка, хлебни немного. Так сытнее будет. – Сказал с тоской монах, глядя, как быстро съедается его лепешка. Это была вся еда, что оставалась у него, и он рассчитывал прокормиться ею день. – Ничего, – успокаивал он свой возмущенно заурчавший от голода желудок, – этому бедняге она нужнее.

Съев весь хлеб, турок снова ударился лбом о землю, бормоча непонятные Вахаку слова.

– Молится, – монах посмотрел на распластавшееся тело турка. – Люди ревностны в своих молитвах, но непримиримы в сердцах своих. По сути, – говорил сам себе монах, – любовь к Господу должна примирять людей, а она, выходит, разъединяет, заставляет их враждовать друг с другом. Какая же тогда это любовь? Как мы все еще далеки от своего Бога, если даже в любви к нему не можем примириться!

Он выбрался из зарослей орешника и спустился по откосу к тропе. Над верхушками гор уже показалось солнце, яркое и горячее. Миновав неглубокую ложбину, разделявшую два хребта, путник вошел в лес. Корни деревьев выпирали из-под земли, переплетаясь между собой громадными лапами. Это был очень старый буковый лес. В его темном чреве таилось что-то гнетущее. Сквозь плотный лиственный покров пробивались лишь редкие лучи солнца. Вахак шел быстрыми шагами, но вскоре запыхался и вынужден был остановиться, чтобы немного передохнуть. Ему показалось, что между толстыми стволами старых буков скользнула чья-то тень. Он насторожился. Неприятный холод прошел по спине. Но вокруг было тихо. Даже как-то безжизненно. Он уже был готов согласиться с тем, что ему это померещилось, но едва сдвинулся с места, как совсем где-то рядом треснула ветка под чьей-то неосторожной ногой. И снова тишина. Вахак двинулся, ускоряя шаг. Неприятное чувство, что кто-то крадется за ним, гнало его вперед. Лес все тянулся и тянулся. Его слух обострился до такой степени, что иногда, как казалось ему, он слышит шорох шагов и чье-то тяжелое дыхание. Стоило ему остановиться, как шаги замирали. И снова нигде ни звука. Это не дикий зверь, подумалось ему.

Дорога по-прежнему шла вниз, но лес стал редеть. Появилось больше солнца. Теперь уже его лучи свободно проникали между деревьями, покрывая траву золотистыми брызгами. Яркий солнечный свет лился и на путника. Вместе с теменью рассеялось и неприятное ощущение чьего-то постороннего присутствия. Он больше не напрягал слух и полностью отдался своим мыслям. Наконец дорога вышла из леса. Перед ним открылась широкая долина, поросшая кустарником. Становилось жарко. По уклону вниз длинной гладкой лентой устремлялся ручей. Путник пошел по течению ручья и вскоре достиг дна ущелья. Впереди виднелась река.

Вахак наклонился к воде, чтобы умыться и охладиться от жары. Почти у самого берега, поблескивая серебристыми боками, пряталась между камнями крупная форель. Вот и обед! Чтобы не бросать на воду тень и не спугнуть рыбину, он лег на живот и осторожно подполз к самой кромке воды. Форель лежала головой против течения, слегка покачиваясь на волнистых струях. Он не спеша погрузил руку в холодную прозрачную воду и медленно провел ею против течения. Рыба не шелохнулась, словно крепко спала. Затаив дыхание, Вахак осторожно подвел одну ладонь под ее брюхо, а второй – накрыл сверху. Форель забилась в его руках, пытаясь выскользнуть, но он держал ее крепко. Вытянув рыбину из воды, он ударил ее головой о камень и бросил на берег. Радуясь удачному улову, монах наносил сухих веток и разжег костер тут же у воды. Распоров форели брюхо и выпотрошив внутренности, он нанизал ее на длинный прут и стал поджаривать на костре.

Все это время за ним из кустов следили два черных глаза. Едва только пошел от костра аромат жаренного, как прятавшийся в кустах человек вышел из своего укрытия и мелкими несмелыми шагами начал подбираться к берегу, где сидел Вахак.

– Так это ты крался за мною всю дорогу? – Вахак узнал турка. – Иди, коль так, садись. – Пригласил он, указывая на место возле себя.

Незваный гость жадно косился на тлеющий костерок, где поджаривалась рыба, и в нерешительности топтался на месте. Вахак дружелюбно покивал головой: мол, не бойся, иди. Тот, наконец, решился и осторожно подойдя, опустился на землю рядом с монахом, поджав под себя остроносые рваные башмаки. Они оба уставились на румянящиеся бока форели в предвкушении сытного обеда. Рыбина была крупной. Больше фута в длину. Разделив ее вдоль пополам, Вахак дал одну половину своему гостью, вторую с аппетитом принялся съедать сам. Краем глаза он наблюдал за турком. Ел он теперь неторопливо, словно стараясь насытить каждую клеточку своего истощенного тела. От удовольствия его глаза исчезли в щелках, а медно-красное изрытое оспой лицо выглядело по-детски довольным.