В поисках своего ковчега

– Ты говорить неправду. – Али нахмурился и недоверчиво покосился на монаха. – Аллах не может любить всех. Аллах не любить гяуров.

– Бог доказал свою любовь. Иисус, Сын Божий, умер за нас грешников.

– У Аллаха нет ребенок. Иса наби Аллаха. Иса не умер. Аллах спасать Ису. Убили другой человек. Ису не убивать. Ты говорить неправду.

– Вот видишь, Али, – Вахак тяжело вздохнул, – мы говорим с тобой вроде бы об одном Боге, но Боги у нас выходят разные. Даже меж нас двоих нет согласия. А что уж говорить о целых народах. Каждый убежден, что его вера мудрее. Ненавидит и проклинает веру другого. Мы ходим под одним небом, питаемся одной пищей, нам светит одно солнце. И спросят с нас одинаково за наши деяния. Разве этого мало, чтобы примириться между собой? Разве Господь не учит любви и единодушию? А где они? Вместо этого бесплодные раздоры. Мы делим неделимое. Мы сделались ревнивыми в своей вере.

Близился к закату еще один день пути. Солнце садилось за горизонт, а они все еще шли вперед, совершенно не беспокоясь о том, где настигнет их ночь. Путники не заботятся о мягкой постели, она нужна лишь тем, кто никуда не идет. В дороге достаточно найти ночлег. И он был везде: в глубокой пещере, в зарослях кустарника или просто в траве у обочины дороги.

– Здесь и остановимся, – сказал Вахак, усаживаясь под старой развесистой грушей, ветки которой доходили почти до самой земли, образуя живой навес.

Он поставил у ног котомку и раскрыл ее. Турок с любопытством наблюдал за тем, как из нее начало появляться всякое добро. Вначале монах выложил на траву две большие лепешки, головку сыра, несколько крупных луковиц. Затем извлек одеяло из овечьей шерсти. Все это ему удалось раздобыть в одной из деревень, отчитав молитвы у постели больного.

– Вот видишь, Али, не оставил нас Отец наш Небесный в пути! Хоть мы с тобой и не одной веры, но любит он нас одинаково.

На западе еще алела красная полоса заката, но все вокруг уже погрузилось в сизый мрак. Путники, завернувшись в одеяло, улеглись под деревом. С горных вершин сползал густой туман, заполняя собой сонные лощины. Вахаку не спалось. Чем ближе он приближался к своей цели, тем больше его охватывали сомнения.

– Быть может, померещился пастухам корабль, – думал монах, – может это только призраки гор? – Он гнал от себя сомнения, лелея мысль все же отыскать спасительный ковчег. Он был искренне уверен в том, что явив его миру, можно опрокинуть все преграды, разделяющие ныне людей; примирить бесконечно враждующих; слить в единую веру все разноверия. – И христиане, и магометане бьются и погибают за свою правду, окропляя кровью имя Бога. Но не все ли они Его дети? Разве не в одно Царствие Небесное войдут и христианин, и магометанин, и иудей, и язычник?

– Куда мы идем, господин? – Спросил Али, которому тоже не спалось. До сих пор он послушливо следовал за Вахаком, не задавая ему никаких вопросов.

– На гору Арарат, – ответил монах, задумчиво глядя в звездное небо.

– Там твой дом?

– Нет, Али.

– Тогда зачем господин туда идти?

– Чтобы увидеть ковчег!

– На Арарат нет ковчег! Ковчег на Джуди Даги!

– Ты видел его там?

– Нет. Так Аллах говорить. Ковчег приплыть к горе Джуди!

– Я отыщу его, – сказал Вахак, не желая больше вступать в спор с Али.

На двадцатый день могучие горные хребты остались позади, и глазам путников открылась широкая равнина. Стоя на плоской вершине холма, Вахак смотрел вдаль, куда зигзагами убегала дорога. Он обвел взглядом горный кряж, нисходивший к долине. Горы сменялись рядами голых, почти безжизненных холмов. Только по бокам протекающих между ними ручьев виднелись жалкие полоски посевов. Остальное – каменистая, кишащая змеями пустошь. Он перевел взгляд с холмов дальше на долину. Опоясывая ее серебристой лентой, между обрывистых глубоких берегов неслась полноводная река. По сравнению с угрюмыми холмами, раскинувшаяся долина выглядела приветливо, лаская глаз щедрой зеленью. Всего на расстоянии нескольких верст от голых скал, которые потянулись далеко на запад, расстилались засеянные поля, пестрели цветами луга, дымились среди садов деревни. По другую сторону долины врезался в небесную глубину своими пиками двухголовый седой Арарат. В фиолетовой дымке его ровные склоны казались словно отточенными, ни одного выступа, ни одной неровности. Сердце Вахака учащенно забилось. Где-то там, в его глубокой ложбине между двух вершин покоится спасительный ковчег!

Глава 4. В ОКРУЖЕНИИ ГОР