Мир не для него, мир слишком жесток и очень и очень болезненнен, дайте ему знания удивительной магии успеха. Он не намерен заниматься творчеством, искать слишком сложно, находить путь как преодолеть проблемы не для него, он хочет алгоритм, схему, процесс. Механизм осчастливливания. И даже плевать ему, что то, что предлагают непсихологи далеко от истинных религий, православия, мусульманства, буддизма… а некий универсальный ералаш, каким его делала некогда Елена Петровна Блаватсксая, главное – это работает. И работает на все 100, как скорая помощь, когда нужно всадить новокаин… Вот такая, друзья, странная вышла зарисовка, точно выплеск о чем-то важном, но не завершенном перед извержением. Я не смею никого и ничего обесценивать, более того, не прошу соглашаться с этим, но прошу задуматься: Жизнь без боли в идеальном мире, или лучше жить в реальном, где духовная и душевная боль один из механизмов совершенствования души человеческой, который воспитывает смирение и нравственность? Какой простой и какой непростой выбор…
20.11.13
Еще немного боли
…как-то так случилось, что с рождения моего в моей жизни много боли, и духовной и физической. Но я сейчас никого не виню: ни акушера, ошибка которого обрекла навечно жить с недугом, который причиняет телесные и моральные страдания; ни врачей, затем которые пытались как-то облегчить этот недуг через причинение иной боли; ни родителей, которых я безумно люблю и благодарен невыразимо за ту боль, которая помогла мне научиться ходить, когда мне было уже пять ; не виню и общество, которого так долго не принимало меня и с болью отпихивало в замкнутую комнатку с томиком стихов любимого Валерия Брюсова. Оглядываясь назад, я с удивлением обнаруживаю, что любой опыт мой был прожит через боль.
Я в детстве очень часто падал и постоянно разбивал подбородок, я даже и сейчас припоминаю частый привкус стрептоцида. Поэтому не люблю козье молоко, запах его содержит привкус этого самого стрептоцида. Вечные растяжки ригидных мышц, которые упрямо не хотели расти, когда я сам рос из года в год, ежедневно, ежевечерно испытание болью. Помню череду операций, когда по всему телу разрезали мышцы, а затем были полугодовые реабилитационные периоды, где я лежал как мумия, ибо каждое малейшее движение причиняло боль равносильно зубной… Да и в духовном стремление своем было очень много боли: непринятие другими не так мне однако было болезненно, как непринятие моего творчества. Вот я ночью задумался, а странно: я начал писать в семь лет, но до сих пор ни разу не встретил человека, который бы поддержал (как это часто бывает в кино) … тогда юное дарование, а сейчас… ну а сейчас, честно сказать, плевать на поддержку. Сейчас я нашел своего читателя здесь, в интернете, это вы, мои милые друзья. И пусть круг этот невелик, но он бесконечно ценен мне. Напротив попадались прохвосты, которые упрямо твердили, что «это не моё, и необходимо бросать». Теперь я стал «такой» умный, понимающий, что творчество более мне было необходимо как самоисцеление, и бросание означало разорвать этот естественный механизм саморегуляции.
Но тогда я верил, я бросал, страдал от невысказанности, от нереализации творческой энергии. Помню, мне лет чуть больше 20 было, и к нам приезжал один Вологодский писатель, он вроде как глава там в Вологде их писателей, как-то так. Он «контекстно» «посоветовал» не писать. Я внял совету, несколько лет не писал. Потом он как-то приехал много лет спустя, «привез» поэта с презентации сборника стихов. Кстати, стихи были дрянь, но суть не в том. Я увидел насколько этот писатель имеет черную душонку, скрываемую за лукавой улыбочкой. С преамбулой «Не сочтите меня националистом» он начал речь откровенно фашистского толка о «нерусских» нациях в России. Мне бы тогда взять и демонстративно выйти, нет же я тогда был очень толерантен. А вот сейчас сижу и думаю: друзья, а нужно ли быть терпимым ко всякой сволочи? Как думаете? Ну ладно, Господь с ним, не мне судить. Кстати, и духовная стезя моя пролегла через боль: мои искания Бога были с раннего детства, я всегда жаждал познания чувственного. И углубившись я … почувствовал дикую боль разочарования в самом себе, я понимать вдруг стал несовершенство свое и, более того, недосягаемость совершенства.