В полдень на солнечной стороне

- Теперь благодарность от меня лично, - перебил Пугачёв. Хитро сощурясь, произнёс, загадочно усмехаясь: - Я ей говорю: «У меня, конечно, принцип. Если б он не подчинённый, увёл бы вас, увёл. Жаль, не генералом интересуетесь, тут уж я, будьте уверены... Взгляните: не мужчина - картина. Пока меня в бронзе не запечатлели, доступный, а вот в санинструкторши взять не могу, хоть и официальный холостяк. Для меня блондинки - высшая мера счастья, увижу - тут же на месте погибаю. Только для вас вместо него сегодня кидаюсь в смертный бой. Если выживу, прошу запомнить. Станет, как я, комбатом - вас отобью, или, допустим, меня на штрафную роту - то же самое, отобью».

- Вы про что? - спросил Петухов, догадываясь и холодея.

- Сонечка, Сонечка, синие глаза, - пропел Пугачёв, кривляясь и подмигивая.

- Товарищ комбат, - звонко произнёс Петухов, - я бы очень сожалел, если б вы вынудили меня сказать вам грубость.

- Ну уж сожалел бы! Аж губы трясутся, так тебе обозвать меня хочется.

И уже совсем другим тоном произнёс:

- По-честному говоря, когда твою эту увидел, вспомнил о моих всяких, даже застыдился. Начал перед ней вякать: «Хорошо, пожалуйста, передам. Будьте спокойны». И даже откозырял так почтительно, будто она генерал.

- И это все? - жалобно спросил Петухов.

- А ты что хотел, чтобы я с ней под руку пошёл в лес гулять? Она к тебе тянется за то, что ты ей вроде как жизнь спас. Подумаешь! Да я бы такую, может, всю жизнь на руках носил. А ей говорил бы - спасибо, что позволяет. Да и весу в ней сколько? Килограмм сорок, ну от силы сорок пять.

Оглядев Петухова сверху вниз, сказал брезгливо:

- Тоже мне спаситель! Она, наверное, в книжках начиталась, что за спасителя надо, хочешь не хочешь, обязательно замуж выходить. Вот, наверное, из одной только такой традиции подай ей Петухова. - Дернул плечом. - Ты всё-таки после войны, когда в загс пойдешь, заодно фамилию смени или возьми женину. Кстати, как её фамилия?

Петухов сделал судорожное глотательное движение и промолчал.

- Ладно, - пренебрежительно махнул рукой Пугачёв. - Не трясись, как фриц под пистолетом. Значит, приказываю!

Пугачёв помедлил, лицо его обрело мраморный командирский облик, и вдруг, вздохнув, добавил вяло:

- Ладно. Пользуйся своим счастьем.

Но все это было не совсем так, как рассказал Пугачёв о своей встрече с Соней.

27

После командирских занятий, которыми руководил командир дивизии и на которых Пугачёв удачно предложил для уничтожения дотов и дзотов противника использовать огонь противотанковых ружей по амбразурам, что даст возможность сапёрам подползти вплотную, заложить взрывчатку и рвануть из укрытия, в самом лучшем настроении Пугачёв вместе с капитаном Лебедевым посетил питательный пункт, где в это время ужинал личный состав узла связи.

Лебедев представил, как он замысловато выразился, «богиням и феям эфира» своего друга маршала Пугачёва, из скромности пока маскирующегося майором. Девушки сдержанно улыбнулись и великодушно предложили офицерам свои порции компота.

Они прощали Лебедеву его развязность, манерничание, напускное легкомыслие, потому что видели его на узле связи и совершенно иным - похудевшим, наспех перевязанным грязными бинтами, с чертами лица, по-птичьи обострившимися, с глазами, не моргающими, как у птицы, когда он сиплым лающим голосом диктовал радистке свои донесения прямо в армейский или даже во фронтовой штаб, брезгливо разглядывая порезанную руку оттого, что пальцы его не удержали рукояти ножа при ударе и скользнули по лезвию. Связисты знали, при каких обстоятельствах это случается. Связисткам он говорил шутя, что забегает к ним в девичью как чеховский семинарист после зубрёжки латыни, только освежиться.

Ухаживал он шумно, игриво, не всегда, может, и тактично, но вдруг внезапно в самый разгар трёпа глаза у него тускнели, и он произносил устало и равнодушно:

- Ну пока, девчата.

И уходил, даже не оглянувшись.

Конечно, Пугачёв производил впечатление. Он выглядел как античная статуя, облачённая в армейское обмундирование.

Правильные черты лица, глаза чуть навыкате, застывшая улыбка, волосы, волнисто ниспадающие на лоб, сильная высокая шея, широкие развёрнутые плечи - очевидно, он производил на женщин такое же впечатление, как красивые женщины на мужчин, у одних вызывая приступ самоуверенной надежды, у других - нежную беспокойную печаль и растерянность.

Но Пугачёв, считая всех, кто находился за расположением батальона, тыловиками, приписывал такую реакцию на себя не своей внешности, а просто женскому состраданию к тем, кто с передовой.

И, пребывая в таком возвышенном заблуждении, вёл себя чрезвычайно сдержанно, что принимали одни за зазнайство, другие за высокомерие, третьи за избалованность «по этой самой части».

В сущности, он просто был кроток с женщинами и уступал самой настойчивой, не решаясь обидеть, в то время, когда ему нравилась, может, совсем, совсем другая.

Соня, узнав, что Пугачёв командир того батальона, где ротой командует Петухов, сказала, пристально глядя Пугачёву в глаза:

- Я хотела бы с вами поговорить. - И, встав, пояснила: - о личном.