В полдень на солнечной стороне

У Пугачёва покраснели скулы, он растерялся, но все-таки вышел из палатки вместе с Соней, провожаемый игривыми взглядами. И когда они отошли, Пугачёв спросил сердито:

- Ну, в чем дело?

Соня провела рукой по его руке успокаивающим жестом, попросила:

- Пожалуйста, не сердитесь. Может, я и допустила неловкость - так сразу после всех этих разговоров: давайте выйдем. Вы про это подумали? Получилось действительно глупо. - Предложила: - Если хотите, вернёмся? Я могу и при всех псе сказать.

- Что именно? - спросил Пугачёв. При лунном свете лицо девушки в белокурых волосах выглядело нежным и скорбным.

- Возьмите меня к себе... санинструктором!

Пугачёв, усмотрев в этом иное, слишком уж откровенное, сказал сдавленным голосом, испытывая и перебарывая волнение:

- Извините, но я решительно против зачисления во вверенный мне батальон женщин в любом качестве. - И тут же шутливо заметил: - Что касается вас лично, готов на какие угодно жертвы, только со своей стороны.

- Странно, - сказала Соня. - Гриша мне о вас рассказывал как о человеке необычайном, а вы, оказывается, довольно-таки ординарная личность.

- Гриша, кто такой Гриша?

- Лейтенант Петухов, - с гордостью продолжала Соня и тут же спохватилась: - Но вы не посмеете.

- А что я могу посметь? Заочный подхалимаж, только и всего.

- Неправда, - твёрдо заявила Соня.

- Верно, неправда, -согласился Пугачёв. - Он человечишка правильный.

- Человечишка! А вы кто?

- Ладно, - сказал Пугачёв. - Вас понял! Это он вас в тыл сопровождал, а теперь вы его хотите пожизненно сопровождать. Так?

- Хоть бы и так, - сказала Соня.

- Видеть его хотите?

- Хочу очень.

- Прикажу явиться.

Пугачёв поднес руку к пилотке:

- Разрешите быть свободным. - Усмехнулся: - От вас.

И он ушел, досадуя на то волнение, которое почувствовал при молящих словах девушки: «Возьмите меня к себе... санинструктором». Последнее «санинструктором» он даже сразу и не расслышал от волнения, внезапно охватившей его чувственности и теперь испытывал только злобное отвращение к себе и вообще презрение за то, что попёрся с Лебедевым сюда, хорошо зная, что Лебедев потом едко, бесцеремонно и безжалостно высмеивает тех, кто ходит с ним в «девишник». Но сам Лебедев ходит туда потому, что связистка Кошелева, заика с вытекшим глазом, была ранена вместе с ним одной миной, и она волокла его из-под огня, спасла жизнь и, когда он ещё в госпитале предложил ей стать его женой, сказала:

- Здрасте! Это ещё что за подаяние!

И Лебедев не мог доказать ей, что на всю жизнь она осталась в его сознании той, какой была до ранения, и ничто не может изменить её облика в памяти его, и её ранение - ерунда, как, например, большая родинка на прекрасном лице.

Она не верила.

А Лебедев все продолжал верить, что когда-нибудь убедит её.

Но, чтобы не вынуждать её слушать его, он ходил в этот «девишник», притворяясь, будто приходит сюда её только из-за неё.

Комсорг подразделения связисток Нелли Коровушкина, призывая повысить качество работы, приводила в пример линейщика Степанова, погибшего от пули снайпера. В предсмертном усилии Степанов, зажав в зубах оба конца рассеченного осколком провода, уже мёртвым удерживал связь.

Связистки слушали своего комсорга и соглашались с тем, что они действительно находятся здесь в привилегированных условиях по сравнению с передовой, поэтому во время дежурств они обязаны ещё больше усилить чёткость, внимательность, знать все линии назубок, чтобы по кратчайшим выходить на объект, быстро запоминать часто меняющиеся позывные и всегда помнить, что они только придатки к аппаратуре, а вовсе не Люси, Жени, Нины и тому подобное, и поэтому не сметь при вызове придавать своим голосам какие-то особые интонации, по которым их узнают. Отвечать только кратко, механически, без выражения, а всякие излишние слова - злоупотребление своей должностью.

Но то, что расположение узла связи неоднократно подвергалось бомбежкам и никто из связисток во время бомбежек не покидал своих мест у аппаратов в то время, когда даже старшие штабные офицеры, свободные от дежурства, терпеливо пережидали окончание налета в щелях, считалось вполне нормальным, и когда из штаба армии сердито запрашивал сам первый: «Ну как там у вас?» - звонкий девичий голос отвечал бодро: «Нормально!» Потом первый выговаривал штабникам за недостаточную маскировку расположения от воздушной разведки противника.

Но зато если к расположению прорывались подвижные группы противника, и всем приказывали: «В ружье!» - связистки игнорировали эту команду, поскольку их обязанность при всех случаях прочно удерживать связь, а не оборону штаба.

Кроме того, связистки, несмотря на то что носили только звания рядовых, были освобождены от работ по устройству щелей, землянок, от строевых занятий, а также имели другие привилегии. В перечне армейского имущества за ними числились: тазы для мытья и стирки, швейная машинка, а также складные алюминиевые койки, которые даже старшему офицерскому составу были не положены.

В ведомости вещевого снабжения для них была особая графа того, что можно приобрести только в сугубо гражданских магазинах.