В полдень на солнечной стороне

- Все в мать - чёрненькие, малорослые, шумные, всегда что-нибудь переживают. Только я одна в отца - рослая, рыжая. Когда они маленькие были - лупила, подросли - командовала. Отец лётчик-испытатель. Жили при аэродроме. У отца нервы отсутствовали, и у меня тоже. Поэтому он только мне доверял. Баб я вообще не люблю. Может, оттого, что не хотела, чтобы отец снова женился. Подмечала у знакомых женщин только плохое, хотя среди них были и хорошие. У отца был друг - бортмеханик.

Проводили тренировочные занятия, прыжки с парашютом с малой высоты. Бортмеханик выбросился, парашют не раскрылся, ну, сами понимаете... Отец снял с разбившегося механика парашют, надел на себя и повторил тут же прыжок с малой высоты, у отца парашют бортмеханика раскрылся.

Когда я сказала отцу: «Ты же геройски поступил», - он только поморщился, пожал плечами, сказал сердито: «Ерунда. Дело не в этом. - И потом огорченно: - Ты пойми, сколько лет с ним дружил, летал, а вот слабину в нём и не заметил. Кольцо от тросика в складку попало, так рвани за тросик, а он растерялся. Выходит, я виноват в его гибели. Сколько лет дружил, летал и не заметил, что в критические моменты он способен теряться. А такой психологический недостаток можно было б преодолеть, если бы я в критические моменты, какие у нас бывали, не всё брал на себя. Вот он и привык рассчитывать на других - в данном случае на укладчика парашюта. Не проверил перед самым прыжком, понадеялся, а своей инициативы в критический момент не проявил». И меня отец приучил прежде всего на самое себя только рассчитывать.

- А чего же ты, как отец, в летчицы не пошла? - осведомилась Нюра. - Была бы сейчас в женском полку, получила Героя.

- Я в аэроклубе училась, летала, - сказала Нелли, - но... Мой школьный товарищ, мы с ним за одной партой всегда сидели, и в клуб он из-за меня поступил, ну, словом, я к нему как к товарищу, а он с любовью, ну я ему в шутку: «Говорят, ты во время пилотажа так за ручку управления хватаешься, словно выпасть из самолёта боишься. И потом на земле пальцы разжать не можешь. Если так переживать, зачем летать?» Ну его очередь на взлёт, и он заложил фигуру, которую без инструктора никогда не совершал, и все. Искалечился. Я отцу рассказала. Он человек принципиальный. Как вышел мой школьный приятель из госпиталя, собственно, не вышел, а на костылях висел, ну что ж, я настояла и стала его женой, года два, что ли, прожили, а потом он умер. Простудился, организмом слабый, и умер.

- Выходит, ты его всё-таки полюбила? - спросила Нюра.

- Нет, пожалуй, не любила, то есть любила за то, что он меня так сильно любил, но это же не всё.

- А что ещё? - спросила Ольга Кошелева, поднося ладонь к пустой глазнице. - Что ещё? - произнесла она, заглатывая прерывисто воздух.

- Не знаю, - вяло сказала Нелли. - Я считала, что он ко мне тянется только потому, что все говорят - красивая, только за это. Ну за оболочку мою, что ли. Но ведь я с ним хорошей не была, даже часто обижала. Как же можно так унижаться из-за одной чужой внешности и все терпеть только за одну внешность?

- Ох и зазнайка ты! - вздохнула Нюра. - Мне бы хоть что-нибудь от тебя частично, вот бы я радовалась, что на меня людям глядеть приятно.

- Приятно! - сердито перебила Нелли. - К красивой физиономии можно так же привыкнуть, как и к некрасивой. Отец у меня красавец, а мама была не очень, но, когда она жива была, у нас в доме было так, будто всегда лето, и, что бы ни было, отец всегда со всем - к маме. Она в авиации ничего не понимала, но отца понимала как самое себя, и все время они разговаривали, все время. И даже когда отца нет, мама с нами, бывало, о нём говорит, все что-то такое в нём находит необыкновенное и нам объясняет. И когда я боялась, что отец снова женится, он сказал мне: «Дура! Я с матерью сколько лет прожил, а каждый раз домой шёл и волновался, как на первую встречу. А с этими, - ну я знала, о ком это отец, - побудешь час, два, и такая скука, словно в казарме вместе отслужил не один год».

- Ты это нарочно для меня о физиономиях? - запинаясь и нервно потирая щеку, спросила Ольга Кошелева. - Так я не нуждаюсь!

- Ну что ты на себя всякую тень накладываешь! - простонала Нюра. - У тебя же профиль! Такой, что не хуже Неллиного. Это у меня одни только выпуклости и нос картошкой. Бобров говорит, я ему кажусь Красной Шапочкой из сказки - это за то, когда грибов набрала и вышла из лесу к фашисту дорогу узнать, мол, заблудилась, а фашист стал грибы отнимать, Бобров его и свалил.

- Ну хватит тебе! - сурово приказала Нелли и, обращаясь к Ольге Кошелевой, заявила вызывающе: - Если б ко мне вот такой человек, как капитан Лебедев, так, как к тебе, относился, я собой была бы горда.

- Почему собой, а не им? - спросила Соня.

- А потому, - объяснила Нелли, - потому, что ни за какую сильную любовь ко мне я не собираюсь поступаться своей личностью.

- Хо-хо, - сказала Нюра, - тоже мне личность! В семейной жизни положено, какой ни на есть муж, все равно он в доме старший.