В полдень на солнечной стороне

— Тебе виднее, — съехидничал Лебедев. — Так вот, пускай поедет к жене Красовского, о дочери ее, как о своей подруге, расскажет, подготовит несколько, чтобы не вызвать чрезмерно сильного душевного потрясения. Ясно? Вот тебе адрес.

— Приказываешь?!

— Прошу, как фронтового товарища, об услуге.

— Хитер ты! — ухмыльнулся Пугачев. — А как на фронте меня воспитывал! — И Пугачев погрузился в воспоминания, всегда столь дорогие и волнующие.

Лебедев талантливо умел изображать напряженное и даже возбужденное внимание, оставаясь при этом спокойным и даже равнодушным к тому, что в данный момент было для него несущественно.

Он слушал Пугачева и думал: странно, почему Пугачев не спрашивает о жене его, Ольге Кошелевой, ныне Лебедевой, которая была для Сони Красовской больше подруга, чем Нелли Коровушкина, ныне Пугачева, и он с тревогой подумал, что, возможно, Нелли уже осведомлена о состоянии Ольги, но отбросил эту мысль, зная открытость бурного характера Пугачева и его обычную незамедлительную готовность оказать услугу любому своему однополчанину. И он улыбнулся Пугачеву, который с упоением вспоминал, как однажды разорвалась рядом с ним мина. Полы шинели были разодраны в клочья, осколок рассек брючный пояс.

— А я, — восторженно говорил Пугачев, — бегу целенький, невредименький, неприличный, в лохмотьях, одной рукой бриджи на себе поддерживаю, а другой палю из пистолета. Во была картина!

Лебедев улыбнулся Пугачеву, не столько его рассказу, сколько ему самому, его столь симпатичной неизменчивости, хотя Лебедев никогда не был охотником улыбаться, тем более сейчас, когда Ольга лежала в глазной больнице и врачи предупредили, что спасти ей зрение, по всей вероятности, не удастся.

Сухощавый, тощий, с сединой, как всегда, подтянутый, собранный, Лебедев слушал Пугачева с мастерски изображенной на жестком лице полуулыбкой, словно вызванной увлеченностью повествованием Пугачева, а сам тем временем напряженно соображал, кому из сотрудников следует передать на время своего отсутствия дела, и мысленно перебирал характеры, способности, навыки каждого из них. Попутно он поймал себя на том, что, рассказывая Пугачеву о тех допросах, которым он подвергался в плену у союзников, и точно цитируя свои ответы, не вызывающие возмущения у допрашивающих его разведчиков, а напротив, деловой одобрительный интерес, все более возрастающий, он забыл упомянуть, что все-таки один молодой американский общевойсковой офицер, который доставлял его на эти допросы, дал ему однажды по физиономии. Это было воспринято Лебедевым не как унижающее оскорбление действием, а даже как утешительное свидетельство того, что те из американцев, кто воевал с фашистами, относятся к ним, как к фашистам. Но говорить Пугачеву о том, что он там получил по морде, не захотел — это было выше понимания Пугачева. Как такое, да еще с удовольствием, можно стерпеть!

Прощаясь с Пугачевым, Лебедев осведомился:

— Ты, кажется, реактивной техникой стал заниматься? — И добавил, чтобы чуть-чуть поддразнить: — Еще у Петра, кажется, подразделение ракетного огня имелось в войсках.

— А что! — сказал Пугачев. — Он мужик способный, хотя и царем служил!

— Значит, ты вроде пиротехника?

— Это почему же? — обиделся Пугачев.

— Ну как же! Ракеты пускаешь! Хоть для салютов они сойдут?

— Ладно, — сказал Пугачев, — сам знаешь, что к чему… — Обнял, стиснул — Обрадовал, что пришел! А ничего мы ребята были? Подходящие!

37

После того как Лебедев представился Глухову и показал внушительное удостоверение личности, тот, указав на кресло, сказал:

— Прошу! — И с каменным лицом произнес: — Я вас слушаю!

— У вас на заводе работает Петухов Григорий Саввич?

— Да вы что?! — возмутился Глухов и, побагровев, заявил: — Да я за него чем угодно ручаюсь!

— Я тоже! — сказал Лебедев и пояснил: _— Сослуживцы по фронту.

— Ну?! — просиял Глухов. — Чрезвычайно приятно. Вот обрадуется!

Лебедев приехал в заводской санаторий под вечер и, когда первые восторги встречи миновали, пошел с Петуховым перед сном прогуляться.

О своем пребывании в плену у союзников Лебедев рассказал Петухову несколько иначе, чем об этом же говорил Пугачеву:

— Ленин указывал на то, как важно вскрывать те тайны, в которых зарождаются войны.

Одна из таких тайн — тайная война против стран социализма, ведущаяся империалистическими разведывательными организациями.

Выяснить, какие методы тайной войны они изберут сразу после конца войны, и изберут ли, было целью моего исследования. Вам понятно?

Я и работал как исследователь, с той научной объективностью, которая в моем деле строго обязательна.