— В связи с выходом книги американского инженера Тейлора Ленин написал о науке управления, о том, что руководителю помимо ума, образования, специальных знаний нужно обладать тактом, энергией, решительностью, честностью, рассудительностью, здравым смыслом и крепким здоровьем.
— Со здоровьем-то у меня пока ничего, нормально, — вздохнул Петухов.
— А остальное?
— Овладеваю, как могу. — Признался горестно: — Конечно, со срывами.
Лебедев в свою очередь также признался:
— Для нас ведь тоже, как и в твоем деле, способность предвидеть, организовывать, согласовывать, контролировать, рассудительность, смелость, чувство ответственности, высокий уровень общей культуры, точность, самообладание, чувство справедливости — качества всенепременные.
— И как? — спросил Петухов.
— Тоже овладеваю. Всю жизнь, — сказал Лебедев и тут же деловито заявил: — Зосю Владимировну я решил не приглашать в качестве свидетельницы обвинения. Во-первых, по соображениям сохранности ее душевного спокойствия. Во-вторых, этот тип на перекрестном допросе с ему подобными во всем признался. И в-третьих, я не помню, говорил тебе или нет, там, у них, один американский офицер дал мне, как фашисту, весьма ощутительно оплеуху. Потом он служил в американской военной комендатуре в Берлине, и я решил с ним встретиться уже как советский офицер. Как говорится, поделились впечатлениями. Оказался, как я и предполагал, порядочным человеком, хотя и далеким от каких-либо левых взглядов, честный, прямой… Выпустил там у себя, дома, вернувшись из армии, не то что книгу, а так, нечто вроде брошюры, воспоминания о своей службе, ну и изложил много правдивого и существенного для мира. Там он и упоминает о Красовской, которую не хотели отпускать на Родину. Вот, собственно, и все… Так что мой приезд внеслужебный. Главное — доложить Оле, как вы все тут живете. — Произнес вполголоса, как бы только для себя: — Она ведь очень хорошая, всегда не о себе, а о других и обо мне тоже. Учится быть слепой уже давно, скрывая от меня. — Заявил гордо: — Так что с женой мне сильно повезло. На всю жизнь.
Понимая, как трудно Лебедеву говорить об Ольге, Петухов спросил:
— Но ведь вас могли обличить бывшие сослуживцы того фашиста, за которого вы себя выдавали?
— Конечно, — равнодушно ответил Лебедев. — Один такой нашелся. Доказывал на допросе, что я не тот, за кого меня принимают.
— Ну и как же?
— Очень просто. Каждый профессиональный следователь знает «этику» преступников. Я на допросе тоже упорно утверждал, что знать его не знаю. И заявил, что готов давать любые показания, за исключением тех, которые могут послужить материалом для обвинения моих сослуживцев. Сочли нас обоих только стойкими, преданными друг другу фашистами. — И чтобы избежать этой темы, Лебедев сказал с обычной своей осторожной улыбкой: — А батальонный-то ваш Пугачев — теперь генерал, ворочает новой техникой. Но характер остался прежний, лихой… Как-то во время стрельб забрела в запретную зону корова, он на мотоцикле помчался, виляя между разрывами, к корове и из зоны ее, как тореадор все равно, изгнал. Потом отшучивался: «Корова колхозная, еще в суд на армию подадут. Вот и принял экстренные меры».
— Как тогда с фашистским тягачом, которым они хотели утащить к себе подбитый танк, — вспомнил Петухов.
— Именно, — согласился Лебедев, но тут же строго заметил: — Генерал Пугачев сейчас в небесном пространстве таких бугаев гоняет, встреча с которыми весьма и весьма, я бы сказал, никому не рекомендуется…
— Это что же такое? — спросил Петухов.
— Так, предметы, обеспечивающие нам полную возможность заниматься и мебельным производством, — уклончиво ответил Лебедев.
39
Председатель горисполкома Порфирий Игнатьевич Вычугов длительное время работал в солидном финансовом учреждении, где выучился своеобразной категорической манере отдавать разного рода приказы и распоряжения, затем некоторое время спустя строжайше запрашивать об их исполнении.
Если происходили заминки, срывы, то он повелительно требовал от виновников письменных объяснений и по ним судил о личности провинившегося и об обстоятельствах, вызвавших срывы и заминки. Затем составлял по этим объяснениям краткую докладную и направлял ее по инстанциям.
Все документы, которые он мастерски создавал, как мозаику, из цифр, фактов, выбирая из набора типовых служебных приказующих выражений наиболее подходящие для окончательного вывода, выглядели при прочтении убедительными и исчерпывающими. Но иногда получалось так, что провинившиеся в свою очередь присылали объяснения, не менее мастерски составленные, чем запрос Вычугова, и их мозаика оборонительных цифр и фактов оказывалась более стойкой при прочтении, чем атакующий разносный запрос Вычугова.