Исторически Бостон был портовым городом, да и по сей день считает себя таковым. В Бостонском заливе жизнь и ныне бьет ключом, заставляя вспомнить и Китти-Хок, и мореходное прошлое города. Аэропорт здесь расположен так близко к воде, что прибывающим в Бостон морякам может показаться, будто швартоваться они будут прямо у терминала, а пассажиры подлетающих самолетов могут заподозрить, что им предстоит приводнение. Как-то я летел пассажиром из Шеннона в Бостон. Взлетев, мы направились к морским провинциям Канады, а потом с моря подлетели к Бостону. За шесть часов полета мы видели под собой землю от силы тридцать секунд.
Когда я жил в Бостоне, то ходил на работу пешком через порт, по улице, которая называлась Атлантик-авеню. На крыше нашего здания была маленькая застекленная веранда, куда любой сотрудник мог подняться, чтобы поработать. Мы прозвали ее «Воронье гнездо». Я готовил там презентации или просто проводил в Вороньем гнезде обеденный перерыв, играя в авиасимулятор на ноутбуке.
И вот прошли годы – и я впервые веду самолет к Бостону и вижу мой старый офис. Мы пролетели над городом, развернулись над ведущими на юг хайвеями и приземлились на одной из северо-восточных полос. Перед самым заходом на посадку в окне кабины замелькали, сплетаясь в причудливые узоры, кильватерные струи прогулочных катеров и парусников, и лишь потом мы увидели строгие линии взлетно-посадочных полос.
Теперь я знаю, что на подлете к Бостону его достопочтенный залив заявляется в кабины даже самых современных лайнеров. Рассчитывая минимальную высоту, на которую мы можем опуститься без прямой видимости взлетно-посадочной полосы, мы должны учитывать возможные воздушные препятствия – мачты плавучих средств, что могут находиться поблизости от аэропорта.
Сегодня погода ясная, и мы видим все плавсредства издалека, но все равно пролетаем над ними довольно низко. Когда самолет оказывается прямо над судном и тяжелые очертания 747-го вполне могут напугать людей на палубе, мы, в кабине, теряем корабль из поля зрения. Паруса – это тоже аэродинамические устройства, морские крылья. Кто знает, вдруг их наполнит поток воздуха от нашего снижения, а наш воздушный след в точности повторит линию кильватерной струи? У кораблей и самолетов общий язык – язык дерева и металла. Кто-то в городе сейчас смотрит на залив под правильным углом – и видит крылья самолета на фоне вздымающейся белизны парусов. Символ и гордость Бостона.
Когда я летал в Стамбул и взлетно-посадочные полосы были забиты, диспетчеры посылали нас сделать кружок над Мраморным морем, всегда заполненным кораблями. Они качались на воде, словно ожидая возможности причалить к византийскому берегу или высочайшего посещения императора. В безлунные ночи вода была черна как деготь – темное зеркало, отражающее темное небо, – и различить можно было лишь огоньки морских судов, разбросанные по ней согласно каким-то таинственным законам. Они напоминали ночные цветы или глаза хищников, прячущихся в степи.
После приземления мы шли в гостиницу – огромный темный небоскреб на набережной. Глядя на корабельные огни сквозь затемненные окна высоких этажей, можно было подумать, что они висят в воздухе, обрамляя невидимые врата Босфора. Меж корабельными огоньками появлялись самолетные – описывали в темноте круг и удалялись к аэропорту на европейской стороне залива.
Во многих языках, например в голландском, слово «аэропорт» означает «воздушная гавань». На английском не сразу и заметишь, что, плавая по воздуху, мы тоже заходим в «порты». Поэтому нас и не смущает название Международного аэропорта Финикса – Воздушная гавань. Сверху оно выглядит вполне уместным, даже несмотря на то, что Финикс со всех сторон окружен пустыней.
Когда вы летите в Амстердам, то обязательно увидите огромные скопления кораблей в Северном море, на подходе к Роттердамскому порту. Что может служить лучшим символом Нидерландов с их нескончаемой торговой эрой, чем эти караваны судов, плывущие к голландским берегам со всех концов света под крыльями твоего воздушного судна, направляющегося в Схипхол – воздушный порт, расположенный ниже уровня моря?
А на другом конце планеты лежит Сингапур. Первую крепость в тех местах заложил сэр Стэмфорд Раффлз, чтобы хоть как-то обуздать голландскую экспансию. (Раффлз родился в море. Не знаю, какая канцелярщина была предусмотрена на этот случай в 1781 году на Ямайке, но сегодня, если ребенок рождается в самолете, мы обязаны в специальном документе зафиксировать время рождения по Гринвичу и приблизительные координаты самолета в небе.) Каждый раз, заходя на посадку в Сингапуре, я поражаюсь интенсивности здешнего морского движения. Огромное множество судов причаливает к острову или просто проходит мимо. С высоты отлично видно, почему именно тут Раффлз решил организовать форпост Британской Ост-Индской компании, крепость, которой суждено было разрастись в огромный город. Более подходящего места и не придумаешь.