Стюардесса знакомит меня с пилотами, и те приглашают меня сесть. Один из пилотов спрашивает, чем я занимаюсь, но мне гораздо больше хочется поговорить о том, чем занимается он. Он рассказывает, как нелегко летать над Сибирью. Показывает лиловую линию нашего маршрута, что дугой изогнулась в верхней части навигационного дисплея, и сводки погоды на центральной панели – цифры похожи на суммы в магазинных чеках, но показывают они поразительные температуры в русских городах, мимо которых мы пролетаем. Со смесью смирения, восхищения и иронии пилот рассказывает об особенностях авиационного житья-бытья – о том, каким странно-обычным делом становится сгонять в Токио на выходные; как нелегко организовать себе отдых до, во время и после такого путешествия; о превратностях освещения – для всех в этом самолете между рассветом и закатом пройдет двадцать четыре часа – так наш день расширяется над огромным массивом суши. Капитан показывает мне распечатку своего расписания, которую в сложенном виде хранит в фуражке: этот обычай я перейму через много лет и сам. Коды и даты в этом расписании говорят, что через неделю он будет в Кейптауне, а через десять дней после этого – в Сиднее. Минут через двадцать я понимаю, что, увлекшись, могу совсем тут засидеться, благодарю пилотов и неохотно ухожу.
Возвращаюсь на свое место, немного работаю над презентацией, смотрю в окно, дремлю. Через несколько часов ко мне подходит другая стюардесса и говорит, что меня приглашают в кабину на время посадки в Хитроу. Хочу ли я пойти? Я вскакиваю с места, прежде чем она договаривает.
Мне выдают наушники. Мы разговариваем, тем временем какой-то город появляется в окне над компьютерными экранами – медленно выплывает из-за морского горизонта, крохотный и прекрасный. Я показываю на него пальцем. «Это Копенгаген и Эресунн», – улыбаясь, отвечает пилот и рукой прорубает в воздухе пролив между Данией и Швецией. Я пытаюсь запомнить название местечка на побережье рядом с городом, где родилась и умерла Исак Динесен. Второй пилот тоже узнает Копенгаген, этот город – знак того, что мы уже почти в Англии. Здесь, в кабине, я впервые вижу мир, в котором пространство между Копенгагеном и Лондоном ничего не значит – оно не более чем завершающая страница рабочего дня в небе над Евразией; я впервые вижу мир, в котором целый город лежит перед тобой как на ладони, и ты находишь его на планете так же легко, как водитель после долгих часов за рулем находит знак выезда с шоссе.
Капитан указывает на дугу Фризских островов, к северу от Нидерландов, и я вспоминаю книгу, которую очень любил подростком – в ней были короткие рассказы и образцы текстов на сотнях языков. В главе о фризском (я и не слышал о нем до этой книги) говорилось, что он близок к английскому. Я слышу, как диспетчер велит пилотам «работать с Лондоном». Самолет словно бы следует по путям распространения языков, так же скрупулезно, как по своему маршруту (как будто бы смотреть и слушать с высоты – единственное предназначение самолетов и раций), и вскоре голос английского диспетчера начинает управлять нашим снижением.
Я никогда прежде не сидел в кабине приземляющегося самолета. Многое из того, что я испытал тогда, будет еще много лет наполнять меня восхищением, даже когда я сам стану пилотом: драматичный звук сирены, когда отключается автопилот (по той очевидной причине, что автопилот не может отключаться без ведома пилотов), и другой чудо-звук – голос самолета, четко объявляющий высоту по мере приближения взлетно-посадочной полосы. Двести футов, пятнадцать секунд до Великобритании: «РЕШЕНИЕ».
Но еще поразительнее автопилота и самолетного голоса – начало снижения. Впервые внутри кабины я осознаю природу самолетов – то, что я впервые начал понимать, увидев много лет назад стоявший в аэропорту Кеннеди саудовский лайнер. Я вижу, во что «Боинг-747» превратил туманное, уже полузабытое токийское утро: вдруг мы оказываемся посреди раскиданных по небу вечерних облаков, которые только что были под нами; вот они колышутся уже над нами, а внизу вместо них – Лондон. Я любил летать, сколько себя помню, но до сегодняшнего дня не понимал, каково это – быть пилотом; не знал, что есть профессия, в которой открывшийся взгляду город может стать столь прекрасным украшением дня.
Прошло четыре года, и я уже пилот. Я иду по аэропорту Лос-Анджелеса, собираясь вылететь в Лондон пассажиром. Внезапно я вижу второго пилота, который был так любезен со мною в том полете из Токио и показал мне то, что я буду помнить всю свою жизнь. Я подхожу к нему, здороваюсь и объясняю, откуда, как мне кажется, его знаю. После секундного замешательства он тоже вспоминает нашу встречу. Мы немного разговариваем. Он поздравляет меня – теперь у нас общая профессия и общее дело. И во второй раз он везет меня в Лондон.