В полночь упадет звезда

Олег отступил от борта и снова сел. Окровавленный скрам он не убрал в ножны, а держал на коленях, пока лодья шла к берегу. При ее приближении народ, наблюдавший за этим зрелищем, стал отступать, потом побежал прочь, будто от самого Кощея. Будто первый же шаг владыки этой лодьи на берег омертвит все вокруг.

Когда Олег сошел на причал, там было пусто. Обернувшись, он кивком подозвал к себе Семигостя. Тот подошел, осунувшийся, готовый ко всему и не знающий, чего ждать после увиденного.

– Забирай свою малую чадь[52], – сказал Олег, как будто теперь это не имело ни малейшего значения. – Боги приняли эту кровь, и теперь моя удача вернется. Но что отдано, то отдано. Скажите всем, – он обернулся и глянул на Предслава, Рандольва, телохранителей и прочих, кто стоял поблизости. – Пусть никто даже не вспоминает о том, что у меня когда-то была младшая дочь.

Воля князя была выполнена. Даже в семье больше ни разу не произнесли имени беглянки, что обманула доверие отца и предалась тому, кого он мнил похитителем своей удачи. Даже когда киевский стол заняла племянница Олега, Эльга, дочь его младшего брата Вальгарда, только через пятнадцать лет она узнала, что на свете жила когда-то ее двоюродная сестра по имени Стоислава-Брюнхильд. Но и тогда она услышала об этом не в Киеве, а в Плеснецке, от Амунда Ётуна, дряхлого старика, которому суждено было пережить всех до одного участников этих судьбоносных событий.

* * *

Не заходя в Троеславль, князь велел вести лодьи обратно в Киев. Хозяева тому были только рады: после всего увиденного они не могли прийти в себя от ужаса и с трудом верили, что сокрушительный княжеский гнев их миновал и на выкуп вины взята жизнь одной только Солоницы-Мечтаны. Семигость знал: выкуп этот не мал. Даже искусному чародею трудно и опасно бороться с князем – «другом богов». Боги на стороне того, из чьих рук получают жертвы, из чьих уст – восхваления. Только знатность собственного рода позволила Солонице бросить вызов Олегу, пусть и тайком. Силы и удачи ее хватило на много лет, и успехи ее были не так уж малы. Но однажды удача Олега одолела. Может быть, Брюнхильд была последним даром, что боги желали от него получить?

Когда княжеские лодьи скрылись ниже по Днепру, Троеславль еще долго не мог успокоиться. Несмотря на бессонную ночь, не ушел отдыхать никто, кроме маленьких детей; люди ходили туда-сюда, осматривали место драки Благодана с водяными, толковали на все лады и спорили, как же оно все происходило. У всех было чувство, будто ночью сюда мощной волной нахлынул Темный Свет, принеся множество чудес, а теперь откатился, оставив на берегу обломки прежнего спокойствия.

Боярыня Мировита ходила и у всех спрашивала, не видал ли кто ее младшую дочь, Живиту. Та единственная из семьи пока не нашлась. Неужели и эту водяные унесли?

К счастью, Живита вскоре объявилась сама, живая и здоровая. С нею пришли аж четверо незнакомцев: один отрок и трое молодцев.

– Это, матушка, жених мой, – смущаясь и робея, доложила Живита, поставив Борилу перед печью. Щеки ее горели румянцем смущения, она едва осмеливалась поднять глаза, но во взоре сияла гордость. – Я венок ему отдала.

Всплеснув руками, Мировита так и села. Захваченная пугающими событиями, она упустила из виду то самое, ради чего испокон затеваются игрища у воды – забыла о самой обычной причине исчезновения девок в эту ночь. Русалки, думала, увели! А она с парнем убежала…

Спешно послали за Семигостем. Стали расспрашивать жениха, откуда он да какого рода. Оказался издалека – аж из земли Волынской, с реки Луги. Говорил больше Верес, как человек зрелый, разумный и основательный, а еще Стеня Синица, который Бориле приходился вторым вуйным братом. Борила, оглядывая богато убранную избу, куда его привела невеста, едва мог опомниться и сам не верил такой удаче. Понятия не имея, кто такой Семигость, он и не знал, что случайно пойманная добыча принадлежит к такому знатному роду.

И Борила, и спутники его понимали, что таких дорогих невест родичи легко не отдают кому попало. Но, к их тайному изумлению, Семигость даже обрадовался, что младшая дочь нашла свою судьбу так далеко от дома. Пока здесь был Олег, Семигость отчаянно боялся, что князь потребует его дочь и обвинит ее в попытке опоить княжну. И хоть Олег уже покарал главную виновницу, за дочь, чьи руки поднесли Брюнхильд наговоренное зелье, Семигость не мог быть спокоен. Что если Олег, придя в себя, вспомнит и про Живиту? Отослать ее как можно дальше отсюда, в чужую землю, родителям казалось наилучшим средством избежать Олегова гнева. Живита и сама понимала опасность: она собиралась привести жениха домой еще на рассвете, как положено, но, завидев на реке Олеговы лодьи, тут же подумала, что ее-то князь и ищет. Пришлось Бориле опять прятать ее в лесу, а самому идти разведывать, что происходит, благо его тут не знал ни один человек. Показаться она решила только после того, как князь с дружиной уехал, а Борила наткнулся на Вереса с друзьями, вернувшимися к Троеславлю искать его.