В полшаге (СИ)

- Давайте тогда начнем с того, что вы нас отпустите.

- Кого это нас? – удивлённо приподнял левую бровь рыцарь (правой не давал подняться шрам).

- Эээээ, господин – попытался вмешаться в разговор оруженосец, но хозяин жестом заставил его замолчать.

- Ах вот как, благородный Болдуин де Ойлей! – воскликнула еврейка. – вы ни словом не обмолвились о том, как подло вы поступили, привезя сюда и удерживая силой, меня и малолетних невинных детей.

- Каких детей? – ещё больше изумился Буагильбер.

Болдуин начал мямлить, что дескать, он вообще не знал, что делать…. в какой-то момент ему пришлось рассказать рыцарю все, до последней минуты.

Тот долго молчал, собираясь с силами, а потом... улыбнулся оруженосцу.

Ревекка видела и слышала смех храмовника, его крики и ругательства, выражение похоти на ее лице, стыда, раскаяния, злобы и ненависти. Но она ни разу не видела его улыбки. Человек жёсткий и суровый, ставший ещё упрямее и мрачнее из-за постигших его тяжких испытаний, он вообще улыбался редко, благо, и поводов особенно не было. А тут все его лицо словно осветилось на миг. Это выглядело так, как будто крохотная искорка, притаившаяся в уголке его рта, вдруг озарила его губы, глаза и щеки – мелькнула, просияла – и пропала, как не было.

- Болдуин, я благодарен тебе. Как только у меня появится возможность, я произведу тебя в рыцари. Ты сделал все, что было нужно, спас мне жизнь и не дал мне сгинуть в тоске и безнадежности.

- Господин, спасибо! – оруженосец встал на колени у кровати рыцаря, целуя (за неимением одежды на господине), край его одеяла.

Еврейка была возмущена, хоть и не удивлена.

- Хорошее же воспитание у рыцарей храма, как я погляжу! Похищение беззащитных женщины и детей считаются у вас достойным и благородным поступком. Интересно, так же ретиво вы защищали тот самый гроб господень, который, по слухам, так и не смогли отбить?

- Не богохульствуй, Ревекка, тебе это не идёт. – устало произнес храмовник. – Я благодарен своему оруженосцу за заботу о моем здоровье, не за методы, к которому ему пришлось – пришлось, о моя прелестная еврейка – прибегнуть. В конечном итоге он оказался прав. Что до детей – я отпущу их при первой же возможности, не причинив им никакого вреда, обещаю тебе. Ты ведь знаешь, что моим обещаниям можно верить?

- Так же, как защитил моего отца, хотя клялся в этом мне на стенах Торкилстона? – ядовито откликнулась девушка. – ты ни в чем не помог ему, а как громко сообщал о том, что уж слову-то своему никогда не изменял!

Буагильбер словно смутился, во всяком случае, он опустил свои лихорадочно блестевшие глаза. Но тут же поднял их и пристально посмотрел в глаза Ревекке.

- Ты права, дорогая моя пери, но в тот момент я должен был выбирать между твоим отцом и тобой. Как видишь, я сделал правильный выбор. Возможно, использовал при этом неудачные слова. Но в любом случае, я прошу простить меня сейчас.

- Так искренне, как жертва может простить своего палача? – еврейка повторила же свои слова, сказанные перед судом, всего несколько дней – ах, дней ли? Или лет? -назад.

- Просто прости. Сейчас я слаб, как новорожденный, и мне нужна твоя помощь. Но это не все. Мне хотелось бы, чтоб ты осталась со мной в роли моей возлюбленной, а не только преданного медика. В любом случае, я сейчас не могу отпустить тебя. Мои люди позаботятся о том, чтоб тебе было так хорошо, как только возможно. Подумай о моих словах, Ревекка. Господи, как же приятно произносить твое имя. Оно, точно сахар, придает сладость устам. Или это твой поцелуй жизни? – он немного насмешливо поглядел на девушку, пряча за ухмылкой слабость.

- Скорее уж, это сладость уст вашего оруженосца. Или вообще этого кота, – девушка не очень уместно нервно хихикнула.

Вышеозначенный кот давно устроился на стуле, нагло вылизывая заднюю лапу и обращая на разговор гораздо меньше внимания, чем на неё.

- Кстати, а кот-то откуда? – рыцарь казался страшно утомлённым, долгая беседа явно не пошла ему на пользу, но он цеплялся ускользающим сознанием за любой повод для разговора.

- Не знаю, сэр храмовник. Но сейчас я хочу, чтоб вы выпили лекарство – Ревекка влила ему в рот настой на листьях наперстянки. – И отдыхайте пока.

Он пробормотал что-то ещё про кота, про детство, потом послал Ревекке воздушный поцелуй одними губами, и задремал, попытавшись удержать ее руку своим подбородком.

Ей вдруг стало смешно. Столь грозный рыцарь, подобно дитю, слаб, но кричит и командует громче всех.

Она вышла, оставив Буагильбера на попечении Болдуина.

Остаток дня Ревекка провела внизу, в большой зале, с детьми и сарацинами. Абдалла приготовил большой котелок наваристого мясного бульона. По крайней мере, их предпочтения в еде примерно совпадали и евреям не приходилось тревожиться, чтоб не нарушить кашрут.