В понедельник дела не делаются

Шерстяные рейтузы завлекательно облегали её аппетитные формы. Несмотря на свои тридцать семь, Нина ещё не потеряла товарного вида. А вот лицо имела усталое, утреннее, с минимумом косметики. Непроходящие тёмные круги под глазами, глубокие морщинки наискось у губ.

Миха подошёл к ней, поднял ведро.

– Поменяю?

Слив в туалете грязную воду в унитаз, стараясь при этом не набрызгать на кафельный пол, Маштаков через шланг нацедил из крана чистой. Отодрал с радиатора застывшую колом тряпку, мужскую клетчатую рубаху в прошлой своей жизни. Вернулся в зал.

– Я помогу. Ты не возражаешь?

Нина пожала плечами, сдула со лба прядь высветленных волос.

Маштаков погрузил тряпку в воду, отмачивая. В Советской армии он на всю жизнь освоил хитрую методику мытья полов.

Вдвоём, под душевный старый альбом Юрия Лозы они за полчаса управились. К уборке подсобных помещений Нина его категорически не допустила. Заслонила дверь с двумя нулями грудью третьего номера.

– Ещё чего?! Если уж так невтерпёж, иди перед входом подмети.

Миха веником с совком вооружился и пошёл. Удивляясь полному отсутствию чувства дискомфорта, типа, увидит кто-нибудь знакомый… Дел там оказалось на пять минут, собрать окурки да стекляшки от разбитой водочной бутылки.

А вот в голове у него от резких нагибаний-разгибаний закружило, пришлось дух перевести, к стенке прислониться.

– Нинон, займи четыре… не, лучше пять сотен до следующей недели. Край как надо, – сказал Маштаков, вернувшись в бар.

Теперь он посчитал, что имеет некоторое моральное право просить о вспоможении.

Вместо ответа Нина кивнула на сервированный крайний столик. Глазунья, сосиски, кофе, овсяное печенье, всё – на две персоны.

– Позавтракай со мной за компанию. Пива, извини, нет, – попозже привезут. Водки не предлагаю, раз сам не просишь.

Миха присел, взялся за вилку, подцепил яркий, густой консистенции желток, положил в рот.

– Никак, Нин, из чёрной полосы не выскочу.

– Бывает.

С барменшей у Маштакова сложились доверительные отношения. Получилось так, что несмотря на её внешность и отсутствие законного мужа, он к ней не подкатывал. Кроме одного-единственного раза, в самом начале знакомства… ну это не считается. О том случае Миха до сих пор вспоминал со стыдом.

Нина имела университетское образование, до тридцати лет в школе русский язык и литературу преподавала.

Миха шумно отхлёбывал полуостывший кофе, Нина расслабленно курила, пытаясь делать из дыма кольца, автор-исполнитель Лоза, бешено популярный во времена их студенческой молодости, медовым голосом выводил про свой маленький плот, свитый из песен и слов.

– Надоело всё, Нин… Смысл бытия потерян, идеи такой, ради которой жить бы хотелось, – не существовать просто, а жить! – не вижу… Раньше по-другому ведь всё было… и в армии, и в универе, и работать когда начинал в прокуратуре… То, что мы делаем, по большому счёту на хрен, извиняюсь, никому не нужно… Ну взяли мы Рога, весь город знает, что это бандюк несусветный, кровищи на нём… по локти и выше! И чего дальше? Через день – он на воле, а мы – под следствием… Не-е, раньше хоть какие-то приличия соблюдались… Нин, давно хотел спросить у тебя, не решался… Не спросить, попросить… Почитай, пожалуйста, мои опусы… Писалось давно… Всё давать не буду, отберу что покачественнее, на мой взгляд… Есть маза, что надо новую жизнь начинать… сейчас или никогда!

Нина аккуратно затаптывала окурок в фарфоровой пепельнице.

– Приноси, Миш, какой разговор.

Деньги Нина позаимствовала из кассы.

– Обязательно Жоре скажи, что мне заняла. Не, я лучше сам вечером заскочу, объясняюсь с твоим Магнатом. А то покатит на тебя бочку! Спасибо, Нинуль, ты завсегда меня выручаешь!

На пороге Миха крутнулся, указательным пальцем по щеке ковырнул.

– Чё ты там говорила, солнышко, насчёт водки?

Нина пожала плечами, достала из-под стойки бутылку «Шуйской», свинтила ей пробку и молча налила рюмку. Маштаков, отвернувшись, выпил залпом. Сморщившись, выдохнул в кулак.

– Бросать надо это стрёмное занятие!

К Ирке на Малеевку добирался на третьем троллейбусе. В салоне висели афишки, в город приезжал артист Винокур. Розовая довольная физиономия его была один в один как у поросёнка Наф-Нафа. Цена билетов варьировалась от двухсот пятидесяти до пятисот «рэ».

А ещё в троллейбусе Миха вычитал, что с 01.09.99 лишились прав на бесплатный проезд в общественном транспорте почетные доноры.

«Ну-у, теперь УТТ[111] быстро подымется на таких деньжищах!»

Ирка открыла дверь без звонка, полное впечатление, что находилась у глазка на стрёме.

– П’оходи! – голос у неё был обиженный-обиженный.

Миха попытался чмокнуть подругу в щёчку, та отпихнулась.

– Ну чё ты, Ир? Ты позвонила, я сразу прибежал. Вот тебе триста пятьдесят карбованцев, как велела. Тоже, между прочим, пришлось по городу побегать. Отпускные-то никак, козлы, не дадут…

Прагматичная Ирка приняла деньги, привычно пересчитала, в кошелёк спрятала. Настроение у неё приподнялось, она даже улыбнулась… правда кривовато, ёжащимися губами.