В понедельник дела не делаются

У ворот особняка Катаева сильно и мелодично пропел автомобильный клаксон.

Миха встрепенулся, подхватил с расстеленной газетки видеокамеру. Приник правым глазом к резинке окуляра и большим пальцем тронул шпенёк приближения изображения.

В кадре оказался серебристый громоздкий кузов нарядной иномарки. Переваливаясь, трёхтонный внедорожник заезжал в раскрытые ворота. Достаточно слабо, на уровне современного пятиклассника разбиравшийся в автомобилях Маштаков, тем не менее, знал эту марку. «Тойота Лэнд Крузер 100». Семьдесят тысяч баксов такая тачка стоит. Принадлежала она лидеру местной ОПГ Клычу. По паспорту – Калачёву Владимиру Дементьевичу. Ранее неоднократно судимому, в том числе и за умышленное убийство.

Последний раз Клыча приземляли в девяносто седьмом году по двести двадцать восьмой статье[86], за наркоту. Дело вела старший следователь Юрьева, сопровождали Марину Дмитриевну фээсбэшники. Но даже их авторитета не хватило. В суде под бдительным оком председательствующей «ихой чести» Белецкой железное по доказательствам дело скукожилось до неприличных размеров. Авторитет получил ниже низшего, а ветеран следствия Юрьева огребла «частник»[87] за нарушения УПК. Откинулся Клыч по амнистии, прямо на следующий день после опубликования постановления в «Российской газете». В сорок три года ему было уже не до блатных правил насчёт того, что западло выходить не по сроку. Калачёв торопился жить. Жить, чтобы урвать кусок пожирнее и побольше.

Миха крупным планом снял задний номер «Тойоты». Номер, разумеется, был непростой, из трёх семёрок.

Во дворе уже горели электрические фонари – на ажурных стойках, стильные. В их тёплом жёлтом свете трогательно выглядела встреча предпринимателя Катаева и авторитета Калачёва.

Они трижды расцеловались, обменялись крепкими хлопками по спинам. Катаев на голову был выше Клыча, который напоминал краба – широкий, без шеи, с башкой, вбитой в покатые плечи.

Ещё один автомобиль сворачивал с дороги к коттеджу гендиректора «Наяды». Тоже иномарка, только изящная, обтекаемая, с сильно тонированными стёклами. По Михиным дилетантским прикидкам это была французская машина, какое-нибудь «Рено».

Знакомая… вроде знакомая, но чья именно, опер не вспомнил.

Судя по номерам, хозяин её также был не пальцем деланный. Но госномере красовалась сотня. «100».

Каток и Клыч радушно шли навстречу второй иномарке. Хозяин указывал, где сподручней остановиться. Стриженый шкаф Рожнов закрывал створки ворот, соединяя их как раковину. Личное участие вице-президента в черновой работе означало, что встреча происходит в узкой дружественной обстановке.

Чья же эта французская красавица? Тоже наверняка стоит не слабо. Под тридцать тыщ «гринов», не меньше…

Из левой передней дверки «Рено» вылез кучерявый, высокий, чуть ссутуленный дядя. Поздоровался за руку с Катаевым как со старым знакомым. Потом Каток обернулся в сторону Клыча, явно представляя. Кучерявый и авторитет практически одновременно сделали по шагу навстречу друг другу. Руки их сомкнулись в пожатии. Приехавший последним полуобернулся. Почти в фас для папарраци Маштакова. На несколько секунд в кадр попал профиль, улыбающийся, как луна. Тугая щека, вислый нос.

«Ёхарный бабай! – охнул Миха. – Ну спасибо, Виктор Петрович! Ну удружил на старости лет!»

2

Башка у Фадея от дум тяжких лопалась. Никогда ещё за двадцать шесть годов не приходилось ему так много думать, как за последние две недели. Думать, то есть гонять. Хотелось нажраться до соплей, чтоб отлегло от сердца… но во-первых, бабок не было, а во-вторых и в главных, Виталя конкретно решил подвязать. Пьяный в два счёта в камере окажешься.

С другой стороны, был бы трезвый, когда нахватили, ни за что бы не решился подломить. Тем более в наглую. Замок наручников он гвоздём открыл. В кармане гвоздик отыскался, в подкладку воткнулся. Если бы, конечно, мусора за спиной грабки замкнули, не освободился бы ни в жизнь.

А так, одну правую руку к батарее в коридоре присобачили, а сами в кабинете остались и дверь закрыли, аж на замок защёлкнулись. Фадей чутко уловил, как лязгнул ригель «малеевского универсала».

Меньше чем за минуту Виталя острием гвоздика поджал запор наручника, браслет распахнулся. Хотел наручники прихватить на память, но воздержался. Разозлятся из-за браслетов менты, вещь дефицитная.

Из милиции Фадей вышел без проблем. Вертухай на воротах, не поморщившись, схавал его обставу. Дескать, был Виталя в сорок девятом кабинете, в «отделе убийств», откуда отпустили его восвояси. Отупевший от многочасового стояния на воротах старшина даже и не подумал звонить в сорок девятый, перепроверять, хотя отмеченной повестки у гражданина на руках не имелось.

«В таких делах – главное, чтобы личина не играла».

Домой не заявиться ума хватило. Туда в первую очередь легавые кинутся, материн адрес им известен. Оттуда брали. Направился Фадей в лес, в район Жориной горы, где каждый год в феврале мотокросс устраивают. В детстве они постоянно там с пацанами обретались, всё излазили вдоль и поперёк.

По дороге Виталя у нескольких встречных настрелял спичек.