В прекрасном мире (СИ)

Дверь кабинки открывается, и любопытная мордашка с непослушными кудрями и без диода на правом виске отчетливо виднеется в зеркале.

— Ты что, наводил обо мне справки?

Саймон хмурится, непонимающе глядит в ответ и собирается уточнить, на кой черт ему это сдалось, ведь именно Гэвин и лейтенант Хэнк Андерсон расследова…

Алая рябь перед глазами заставляет его облокотиться на умывальник.

— Саймон?

Паника не успевает всецело взять его в оборот, но он осознает, что весьма к этому близок, когда невдалеке звучит автоматная очередь. Нет-нет-нет. Ему же просто показалось, верно? Ведь верно?

Коннор мгновенно покидает свое укрытие и утыкается головой Хэнку в живот.

— Папа? Папа, что это?

Крупная ладонь гладит худенькие плечи.

Ну, или не показалось.

— Это дрон во что-то врезался, так бывает, не переживай, — врет Саймон, когда видит состояние мальчишки. Да, он бы многое отдал за подобную ложь в прошлый раз.

Но затея сразу же идет прахом: снова стрельба, звуки бьющегося стекла и крики невдалеке. Минута — и срабатывает пожарная сигнализация.

Сердце лепечет как угорелое.

Хэнк со злостью засовывает телефон в карман: десять минут назад он сам заметил по наручным часам, что как связи, так и широкополосной сети нет. Глупо было предположить, что часы заглючило из-за утреннего душа. Саймон шумно выдыхает, вцепляется в воротник рубашки — чертова пуговица сильно впивается в кожу.

— Возьми его и бегите к выходу. А ты слушайся Саймона, понял? — Хэнк разглаживает Коннору волосы, подталкивает к нему, достает револьвер из кобуры и не оставляет ни шанса на возражения. — Отлично в отпуск сходил. Ну что же оно так постоянно все через жопу-то?

— Папа, пожалуйста…

И будь он проклят, если когда еще усомнится, что этот ребенок живой. Коннор трет веки, вжимает голову в плечи и становится еще меньше, чем есть на самом деле, поглядывает то на него, то на отца.

Саймон кивает Хэнку, подхватывает Коннора на руки, прижимает к лихорадочно бьющемуся сердцу, со всех ног бежит к лестнице, несмотря на всхлипы у плеча и горы осколков от стеклянных стен.

В прошлый раз тоже было нечто подобное.

Коннор шумно дышит в шею, вытирает о воротник мокрый нос.

Несмотря на разрушения, крови и тел погибших нигде не видно, только сбитые дроны повсюду и рябящие светодиодные ленты под потолком.

А еще в прошлый раз был до того нелепый разговор, финал которого Маркус предсказал заранее, что под конец он не смог сдержаться и засмеялся, глядя Даниэлю в лицо. Глядя в точно такое же лицо, как свое. Глядя, словно в замедленной съемке, на пули.

У автоматических дверей Саймон опускает Коннора на землю, поправляет красную футболку с медвежонком и улыбается настолько ласково, насколько хватает сил.

— Ты снова не пойдешь со мной на улицу? — слишком живой ребенок вытирает слезы и точно таким же осуждающим взглядом, как у Хэнка, взывает к остаткам совести. Снова?.. Коннор воровато оглядывается по сторонам, ныряет в карман и вкладывает в его ладонь крохотный круглый светодиод с маркировкой АН600. — Позаботишься о моем папе, ладно?

— Ладно, — отвечает Саймон, поднимается с колен, неряшливо отряхивает джинсы от острых осколков и морщится — стекло впивается в кожу. — Ладно, — тянет он растерянно, когда на ладони проступают синие капли, а алая стена запрета действия у дверей оказывается тверже алмаза.

Мерцающая алая стена. Что ж, тогда все не могло закончиться хорошо.

Как и сейчас.

Саймон смешливо фыркает, трет нос и разминает так по-человечески затекшую шею.

Похоже, ему не удастся покинуть «Иерихон».

Комментарий к Тест 2. — Шаги к бессмертию

Johan Johansson — The Candlelight Vigil

========== Тест 3. — Отзвук эха ==========

[2160054000]

Маркус Манфред всегда был идиотом. И это далеко не спорное утверждение, даже Маркус нехотя, но все-таки это признавал. Только чего Саймон понять не мог, — почему же Маркус не выбрал смирение и пошел против замысла горячо любимого Творца?

Стекло хрустит под подошвами, оголенные провода искрят. Где-то через пять минут после того, как Коннор вышел из здания к остальным перепуганным людям, окна и двери, даже чертовы пустые рамы накрыл железный занавес: охранную систему злоумышленники, похоже, выключили не до конца. Ну или стандартно в чьем-то восхитительном плане все пошло наперекосяк.

То, что стараниями Маркуса он — черт возьми, как это назвать: жив/не жив? — может себе позволить блуждать полутемными коридорами молла, Саймон даже не сомневался. Только Маркус смог бы такое с ним сделать. Из мертвеца сотворить живое, чертов чудотворец.

Злость жгла что-то внутри. Может, контакт где-то замкнуло, может еще чего — Саймон теперь ни в чем не уверен, кроме одного-единственного желания найти давнишнего друга и настойчиво поинтересоваться, за что ему подобное счастье выпало, когда освобождение от бремени было так близко.

Только вот ведь незадача: лица добродетеля он не помнил. Саймон в принципе, кроме имени и смутного воспоминания о стремлении спасти его от смерти вопреки всему, ничего не помнил, словно кто-то изрядно поработал над памятью.