В приемной доктора. Закулисные драмы отделения терапии

Возможно, то как раз было чувство долга, о котором все твердили. Я не чувствовал себя солдатом на войне, но в конце каждого дня я уставал еще сильнее, чем раньше.

Шли недели, и моя тревога, связанная с коронавирусом, красными зонами и домами престарелых, ослабла. Прием пациентов с высокой температурой и кашлем стал частью моей рутины. Я привык извиняться перед пациентами за отмененные консультации и использование полного комплекта средств индивидуальной защиты.

Как бы комфортно я ни ощущал себя в новой реальности, каждый вечер перед сном мне казалось, что у меня повышается температура и першит в горле. Я убеждал себя, что подхватил вирус. Утром я просыпался совершенно здоровым и снова ехал на работу.

Глава 17

Когда я утром приехал на работу, на моем столе уже лежала записка. В ней говорилось об Эмили Эшворт.

В начале пандемии мне позвонила Венди и сказала, что Эмили пришло письмо от Национальной службы здравоохранения с рекомендацией соблюдать полный режим самоизоляции. Это значило, что Эмили следовало находиться дома до тех пор, пока пребывание за его пределами снова не станет безопасным. Отец Венди привозил семье продукты. В записке говорилось: «Венди Эшворт просит позвонить. Это срочно».

Я испугался, что с Эмили что-то произошло. Не так давно она попала в больницу с пневмонией. Сначала врачи подозревали у нее коронавирус, но, к счастью, тест оказался отрицательным. Поскольку ее легкие и так были ослаблены, она оказалась в отделении интенсивной терапии. Врачи планировали установить ей дыхательную трубку, но в итоге отказались от этой идеи в связи с тем, что произошло в последний раз. Она провела в больнице три недели на антибиотиках и кислороде. Венди звонила мне, чтобы я оставался в курсе. Матери не разрешали все время находиться с Эмили. Из-за риска коронавируса она могла проводить с дочерью только ограниченное время, и для Венди это было особенно тяжело.

Она этого не говорила, но, как мне кажется, врачи думали, что Эмили не выживет. Я звонил в больницу, чтобы спросить, могу ли я навестить девочку, но мне отказали. Затем туда позвонила Венди, и меня согласились пустить на несколько минут. Обычно я этого не делаю, но я лечил Эмили почти девять лет и обещал ей, что всегда буду рядом.

Эмили, практически неузнаваемая, лежала в постели. Ее крошечное тело отекло от скопившейся жидкости и стероидов, которые ей вводили для облегчения дыхания. Ей была поставлена капельница с двумя антибиотиками широкого спектра. Из носа девочки выходила тонкая трубка, соединенная с кислородным краном на стене. Когда я вошел, Эмили спала, поскольку был поздний вечер.

Венди была в комнате для родителей в конце коридора.

– Как она? – спросил я.

– Немного лучше, – ответила Венди. – Она до сих пор не ест, но сегодня нам хотя бы удалось вызвать у нее улыбку.

Эмили излечилась от пневмонии, но из-за болезни ее сердце и легкие еще больше ослабли. Она отчаянно нуждалась в трансплантации сердца. Мы все понимали, что времени остается все меньше.

Эмили не могла посещать школу еще до того, как ее закрыли из-за пандемии. Ей разрешили перейти на домашнее обучение. Каждый день к ней на два часа приходил учитель и занимался с ней по основным предметам. Венди призналась, что, когда она помогала дочери с домашним заданием, у нее ненадолго возникало ощущение, что они обычная семья, которая занята обычными делами. Но затем Эмили заходилась кашлем и начинала задыхаться, и Венди вспоминала, что ее дочь не такая, как все.

Прошло почти два года с того момента, как Эмили внесли в список кандидатов на трансплантацию. Мы все понимали, что найти донорское сердце будет трудно, но время шло, Эмили становилось хуже, и надежда таяла на глазах. Специалисты из больницы боялись, что, если донорское сердце не появится в ближайшее время, легкие Эмили пострадают настолько, что ей потребуется пересадка и их тоже.

Теперь, спустя несколько недель после нашей встречи в больнице, я позвонил Венди. Она не ответила, поэтому я оставил ей голосовое сообщение. Проконсультировав несколько пациентов, я перезвонил ей, но сразу попал на автоответчик. Я настроился на худшее. Состояние Эмили было настолько тяжелым, что ее могла убить даже простая инфекция.

После утреннего приема я снова позвонил Венди. Она долго не снимала трубку. Когда я уже был готов оставить второе голосовое сообщение, она ответила.

– Алло?

Когда мы звонили с телефона клиники, на мобильных телефонах высвечивалось, что номер скрыт. Венди не знала, что это я.

– Венди, это доктор Хан, – сказал я, собравшись с силами. – Я получил записку и теперь перезваниваю.

– О, доктор Хан! Рано утром нам позвонили и сказали, что для Эмили есть сердце! Мы сейчас в больнице на Грейт-Ормонд-стрит. Эмили готовят к операции.

Венди говорила шепотом, и я предположил, что она в палате.

– Это просто прекрасно! – ответил я шепотом. – Вам сказали, сколько продлится операция?