В присутствии врага

Лео опять пожал плечами. Отложив меню и подперев рукой щеку, он принялся стучать каблуком по железной ножке стула. Потом вздохнул, свободной рукой повернул вазочку, стоявшую в центре стола, и переставил в ней несколько белых цветов и веточки зелени так, чтобы они красиво смотрелись под любым углом. Сделал он это совершенно неосознанно, подчиняясь велению своей натуры, чем поверг в ярость отца, у которого лопнуло терпение.

— Лео! — голос Лаксфорда начисто утратил нотки отцовского добродушия.

Мальчик поспешно отдернул руку от вазочки. Он взял меню, всем своим видом показывая, что изучает его.

— Я вот не могу понять… — тихо начал Лео и поджал нижнюю губу как бы в подтверждение того, что его мысли были мыслями про себя и касались только его самого.

— Что? — требовательно спросил Лаксфорд.

— Так, ничего, — его нога опять застучала по ножке стула.

— И все же, я хотел бы знать, что именно?

Лео повел носом в сторону цветов.

— Почему у маминых лунарий цветы мельче, чем у этих.

Подчеркнуто спокойно положив меню на стол, Лаксфорд перевел взгляд с цветов, название которых он не смог бы воспроизвести даже под страхом смерти, на приводившего его в бешенство сына. Необходимость школы для мальчиков Беверсток была очевидна. И чем скорее он отправится туда, тем лучше. Без этого через год-другой справиться со странностями Лео будет уже невозможно. И откуда только он узнает все эти проклятые названия? Фиона упоминала их, это правда, но она не заставляет Лео слушать лекции о чудесах ботаники, как не подталкивает к проглатыванию книг об искусстве или восхищению Фредом Астером. «Дэнис, это от меня не зависит, — не раз говорила она поздно вечером, когда Лео давно уже был в постели. — Он — самостоятельная личность и, поверь, очень милая личность, так зачем же ты стараешься сделать из него своего двойника?»

Но Лаксфорд не пытался сделать из Лео свою уменьшенную копию. Он лишь пытался сделать из него уменьшенную копию будущего взрослого Лео. Он не допускал мысли, что теперешний Лео — это личиночная стадия будущего Лео. Мальчику просто нужно правильное воспитание, твердая рука и несколько лет вне семьи — в школе.

Когда подошла за заказом официантка, Лаксфорд выбрал фирменную телятину. Лео передернул плечами:

— Это же коровий ребенок, папа, — и выбрал себе творожно-ананасовый сэндвич. — С чипсами, — добавил он и, обращаясь к отцу, с присущей ему честностью сказал: — Они за отдельную плату.

— Прекрасно, — согласился Лаксфорд.

Они заказали себе напитки, и, когда официантка ушла, оба уставились на лунарию, для которой Лео нашел более удачное положение.

Для ленча было еще слишком рано — полдень еще не наступил, так что большая часть зала была пуста. Только за двумя столиками были еще посетители, но и те в дальнем конце зала, за деревьями в кадках, так что найти более интересный объект для наблюдения они не могли. Что и к лучшему — решил про себя Лаксфорд, потому что им нужно, наконец, поговорить.

Он сделал первую попытку.

— Лео, я знаю, что ты не очень рад твоему отъезду в Беверсток — мама рассказала мне об этом. Но ты должен знать, что я не принял бы такого решения, если бы не был уверен, что так будет лучше. Это школа, в которой учился я сам, ты знаешь. И она мне очень помогла. Она закалила меня, научила твердости, внушила уверенность в себе. Так же она поможет и тебе.

Лео поступил именно так, как предполагала Фиона. Ритмично постукивая каблуком по ножке стула, он сказал:

— Дедушка не учился там. Дядя тоже не учился.

— Все правильно. Но я хочу, чтобы ты достиг большего, чем они.

— Разве это плохо — иметь магазин или работать в аэропорту?

Это были невинные вопросы, заданные спокойным невинным тоном. Но Лаксфорд не собирался вступать в дискуссию о магазине электробытовых приборов своего отца или работе своего брата в службе безопасности аэропорта «Хитроу». Лео был бы такой дискуссии рад, так как тем самым темой обсуждения стал бы не он, а кто-то другой, и, возможно, разговор принял бы совсем иное направление, если бы он сумел правильно разыграть карты. Но желание Лео в данный момент не могло быть решающим.

— Учиться в такой школе, как Беверсток — привилегия.

— Ты всегда говорил, что привилегии — это вздор, — заметил Лео.

— Я не имел в виду привилегии такого рода. Я хотел сказать, что возможность учиться в такой школе, как Беверсток, нужно ценить. Любой мальчик, если он в своем уме, был бы счастлив оказаться на твоем месте, — Лаксфорд смотрел, как его сын играет с вилкой и ножом, стараясь уравновесить нож между зубьями вилки. Лучшего способа выразить равнодушие к привилегии, о которой намеревался рассказать ему отец, придумать было бы невозможно. Однако Лаксфорд продолжал: — Обучение на самом высоком уровне, и все очень современно. Ты будешь работать с компьютерами. Будешь изучать последние достижения науки. У них есть центр технического творчества, там можно строить все, что душе угодно… даже вездеход на воздушной подушке, если ума хватит.

— Я не хочу уезжать.