В садах Эпикура

Кремница расположена среди высоких гор со снежными вершинами, а некоторые улицы вьются по их склонам. В городе хорошо сохранившийся замок и старинная церковь. Я с Черницким лазил на колокольню, полюбовался заснеженными вершинами гор. Вечером мы вернулись в Зволен, а на следующее утро я уже разговаривал с доставленным сюда командиром 24 пехотной дивизии венгров и прочими ее штабными офицерами… Как и сдавшихся в августе 1944 года румын, этих поручили моим заботам. Часа в 4 дня отправились обедать. Я успешно преодолел разрыв между универсальной ложкой с одной стороны, и ножом и вилкой – с другой. Выбиваясь из сил с этими нестандартными предметами, я еще поддерживал на немецком языке беседу с господами офицерами. О ней сохранилась дневниковая запись. Начальник артиллерии дивизии пожилой полковник вспоминал русские слова, запомнившиеся с времен плена в ту, первую мировую, войну. По-немецки говорить оказалось все же легче. После трапезы закурили, начальник артиллерии сказал: «Вы знаете, господин лейтенант, в русском плену мы курили египетский табак. Всего три рубля пачка. А как сейчас в России с табаком?» «Обходимся без египетского импорта, господин полковник». Он не унимался: «Надеюсь курить русский табак!» Я ответил: «Русский табак вы могли надеяться покурить уже в начале войны!» Венгры невесело засмеялись. Дневниковая запись сделана была мной 13 апреля 1945 года в городе Превидзе, где я снова участвовал в выполнении интересной дипломатической миссии.

Из румынской армии сообщили, что к ним прибыл на собственной машине посол их страны при правительстве Словакии – господин Элевтереско с сестрой, супругом сестры и военным атташе. Где в это время находилось паршивое пронемецкое правительство Словакии, мы не знали, да и дела нам до такого несерьезного правительства не было. Что касается румынского посла, то он, же имея никаких инструкций от своего правительства, не зная о его вступлении в войну против Германии, принял единственно правильное решение: уехал в какую-то глушь и стал ждать прихода наших войск. И дождался. Ему даже повезло больше, чем он ожидал: пришли румыны. Так или иначе, мы распорядились, чтобы посла и сопровождавших его лиц доставили в Превидзу. Я получил распоряжение приготовить все для приема, Женю выделили в качестве переводчицы, майоров Басаргина и Чернышенко для протокола. Я сбегал в комендатуру, в столовую и обо всем договорился. Стали ждать. К вечеру прибыли дипломаты на роскошной легковой машине. За ними следовал «виллис» с румынским капитаном, сопровождавшим дипломатов в Превидзу. Дипломаты вошли в отведенное им помещение, за ними втащили их вещи и длинный ящик с документами. Я представился. Разумеется, все они умели говорить по-немецки, но дама обрадовалась Жене и ее умению отлично говорить по-румынски. Пришло время ужинать. Явились майоры Чернышенко и Басаргин. Все мы сели за хорошо сервированный стол. Лежали даже пачки хороших папирос. За ужином говорили о всяких пустяках. Мы, в отличие от румынского капитана, мало пили. Капитан упился и стал рассказывать глупейшие анекдоты. Ужин кончился. Пришло время расходиться. Чернышенко и Басаргин откланялись. Румынский капитан совершенно неожиданно отказался ехать к себе, ссылаясь на поздний час. Я попросил его все-таки ехать. Он заупрямился достаточно вызывающе. Тогда я ему сказал, что его ждет постель в комендатуре. Он очухался, влез в «виллис» и убрался. Возникли трудности, когда собралась уходить Женя. Дама уверяла, что ей дурно, что она не уснет. Все-таки Женя ушла. Величайшее негодование дамы было вызвано появлением нашего часового у наружных дверей. Закатив глаза, эта старая кляча спросила: «Неужели мы пленные?» Я ей ответил, что женщины пленными не бывают. Но дело даже не в этом. Ведь у дверей посольств бывает охрана. Тогда она потребовала, чтобы я остался в доме до утра. Я сказал «ладно», и она отправилась на покой.