В тот же вечер полковник Сваричевский приказал мне и Черницкому ехать с ним в штаб румынского корпуса. Туда прибыл парламентер от 24 пехотной дивизии венгров. И вот мы едем на «виллисе» по извилистому шоссе в горный городок Кримницу. Предстояло важное и интересное дело. 24 венгерская пехотная дивизия прикрывала дорогу, ведущую на запад от Банско-Бистрицы, и находилась в стыке между двумя немецкими соединениями, оборонявшимися в горах. Непонятно, почему немцы поручили венгерской дивизии столь ответственный участок. Может быть, потому, что их 15 пехотная дивизия была очень потрепана. Так или иначе, венгры решили прекратить сопротивление. Неслучайно парламентер явился к румынам: считал, что с ними легче договориться. Около полуночи мы прибыли в Кремницу, погруженную в кромешную тьму и безмолвие. Даже артиллерии не было слышно. Кое-как нашли нашего представителя у румын, поговорили с ним и пошли в их разведотдел к длинному полковнику в обмотках. Парламентер еще находился в какой-то дивизии, а мы проголодались. Румынский друг повел нас в столовую и угостил тертой редькой с солью. Пища эта была конечно, коровья, но ничего другого румынский друг не предложил. Откушав, мы пошли в разведотдел. Наконец, привели парламентера. Черноволосый венгерский напитав с энергичным лицом спокойно стоял среди нескольких румынских офицеров. Разумеется, для выполнения миссии парламентера выбрали храброго человека. Он ничего о нас не знал. Перешел линию фронта через горы, без дорог и тем самым миновал немецких патрулей. Усло вия он выдвинул следующие: 24 пехотная дивизия пропускает наши наступающие войска через свои боевые порядки. Это уменьшало угрозу вмешательства немцев, попытки с их стороны разоружить дивизию и т. д. Между прочим, немецких офицеров связи они предусмотрительно арестовали. Оказавшись в нашем тылу, дивизия складывает оружие. Капитан просил гарантировать помощь больным и раненым, сохранение офицерам знаков отличия и наград, возвращение к местам жительства жен и детей офицеров, которые эвакуировались из Венгрии и находятся в расположении дивизии. Полковник Сваричевский связался с нашим командармом и получил разрешение принять эти условия, передать, что пленным обеспечиваются хорошие условия, питание и пр. На том и решили. Венгерский капитан остался на месте, а сопровождавшие его два солдата отправились через горы к своим, чтобы сообщить об удачном завершении переговоров. Но отсутствовала уверенность в том, что солдаты доберутся до своих благополучно и своевременно. Вот почему, в соответствии с договоренностью, мы направили в определенное месте самолет У-2, который выпустил обусловленное количество красных ракет. Потом мы легли спать и не заметили, как прошел остаток ночи.
Утром отправились осмотреть город. Вышли на улицу и увидели громадный портрет румынского короля Михая 1-го. Теперь он числился в союзниках. Нам даже как-то показали документальный фильм, в котором румынский король был запечатлен на наблюдательном пункте. Снято это было, вероятно, под Одессой. Но ничего. Король Михай гордо носил Орден «Победы», полученный за «решительные действия» в августе 1944 года, когда он, под гул наших бомбардировщиков, танков и артиллерии, наконец, решил арестовать главу собственного правительства – Антонеску. Если бы он действовал менее решительно, то оказался бы в нашем плену и его можно было бы судить, как военного преступника. Вместо этого ему преподнесли орден, которым награждались наши маршалы и сам маршал Сталин, дослужившийся-таки до чина генералиссимуса. Молодой король Михай, получавший ордена по мере того, как переставал мочиться, начинал ходить и за тому подобные достижения, приравнивавшиеся к решительным действиям, к моменту награждения Орденом «Победы» имел 22 года от роду и, кажется, чин локотинента, или, по-нашему, лейтенанта. Впрочем, за точность определения воинского звания решительного короля я не ручаюсь. В наших кругах он числился локотинентом. Так проявилась высокая прозорливость внешней политики Советского правительства. Усыпанный бриллиантами платиновый орден должен был обеспечить королю в изгнании безбедное существование в течение многих лет. Не знаю, как им воспользовался король Михай 1-ый.
Были у нас и культурные контакты с Румынией. Однажды в штаб Армии приехала румынская певица, исполнявшая грустные песни. Мы аплодировали ей. Нас охватило неистовство, когда она спела по-русски песенку Лещенко «Я иду не по нашей земле…». Впрочем, я отступил от темы.