В садах Эпикура

Потом я зашел в кабинет к декану. Приняла меня заместитель декана Ирина Михайловна Белявская – женщина с лицом лисицы, жаждущей иметь мужем льва, а вместо такового, располагающая дворнягой. (Как я потом выяснил, это выражение лица было вполне обоснованным. Ее супруг Михаил Тимофеевич Белявский действительно был дворнягой.) Я протянул заявление с просьбой зачислить меня на 2-ой курс. Ирина Михайловна заявила, что может восстановить меня только на первый, т. к. учебный год кончается. Мне разрешалось ничего не делать до сентября, получать стипендию, радоваться жизни на не бог весть какой обильный карточный паек. Конечно, я мог снова наняться в дворники. Моя мать все еще дружила с домоуправом Александрой Михайловной. Но я не захотел возвращаться к старому занятию, тем более что выяснилась необходимость получить зачет по древнему миру. За время войны несколько изменился учебный план. Я спросил, в какую группу мне следует записаться. Ирина Михайловна разрешила: в любую. И я пошел по узким коридорам старинного особняка на Герцена 5, где в великой тесноте размещался исторический факультет. По пути я с изумлением встретил капитана из политотдела 40 Армии Исидора Саича Кацнельсона. Это он первым в штабе Армии надел брюки навыпуск и в таком щегольском виде явился в Разведотдел. «Фюрер» спросил: «Откуда ты взялся, такой петух?» Петух отрекомендовался. «Фюрер» приказал ему являться в наш Отдел в нормальных брюках, т. е. в галифе. Потом я встречался с Кацнельсоном много раз, разговаривали о чем угодно, только не об историческом факультете МГУ. Кацнельсон был у меня на свадебной оргии, на которую я сам явиться не смог, т. к. дежурил в кабинете командарма. Чуть позднее Кацнельсон демобилизовался. Теперь я воскликнул: «Что вы здесь делаете, капитан?» «Преподаю! А вы зачем здесь, старший лейтенант?» «Учусь!» «Вот и хорошо, – заключил Кацнельсон, – пошли, поговорим об учебе!» Мы устроились за каким-то столом в Актовом зале и разговорились. Оказалось, что И. С. Кацнельсон до войны закончил аспирантуру у академика В. В. Струве и занимается древней Нубией. Он поинтересовался моими намерениями. Я откровенно сказал, что не знаю, что пока ищу семинарскую группу. И. С. Кацнельсон предложил: «Идите ко мне в группу. Что касается специализации, то, по-моему, лучше всего древняя история. Ну, скажем, Древний Египет! Язык преподаю я. Согласны?» Я, конечно, согласился, т. к. о возможности заниматься древностью говорил еще и В. Н. Даниленко!

И. С. Кацнельсон сказал, что на кафедре Древней Истории он очень дружен с доцентом Редером – большим знатоком всего на свете, что очень крупный ученый К. К. Зельин. Остальные, по мнению Кацнельсона, не слишком большие знаменитости. Ему почему-то особенно не нравился профессор В. И. Авдиев, тоже египтолог. Кацнельсон считал, что Авдиеву очень далеко до звезд первой величины. Для меня, на первых порах, все эти рассуждения были отвлеченными и мало интересными. Я им значения не придавал. Но в семинарскую группу к Кацнельсону я записался, и был первым, кому он стал преподавать древнеегипетский язык.

В партийном бюро факультета меня поставили на учет, и я отправился знакомиться со своим курсом.

Первый курс исторического факультета в апреле 1946 г. … Это около трех сотен студентов, разделенных на две совершенно разных категории. Человек 80 «фронтовиков» – мужчин и женщин, в подавляющем большинстве члены партии. И вторая часть – мальчики и девочки, пережившие войну и только что окончившие десятилетку. Возрастная разница 4–5 лет. Немного. Но по опыту жизни, по вкусам, настроениям мы отличались от своих однокурсников – недавних школьников, как маршалы от новобранцев. Последние смотрели на нас с замиранием в сердцах, особенно девочки. А их было очень много. Гораздо больше, чем ребят того же возраста.