В садах Эпикура

Как я уже сказал, вторая половина курса состояла из выпускников десятилетки, на войну не успевших. Среди них были талантливые люди. Например, Иосиф Стучевский увлекался египтологией. Ни в какие дебаты он ни с кем не вступал, все, наверное, понимал, но молчал и учился. Было и еще несколько таких ребят, старавшихся узнать побольше и молчавших во всех случаях, не касавшихся науки. Находились и не менее умные, но гораздо более темпераментные ребята: американец Тим Райен – сын американских коммунистов, вывезенный из США еще в младенческом возрасте. (Ныне он стал Т. Тимофеевым и директором Института международного рабочего движения.) Интересным парнем был косой и нескладно высокий Ленька Рендель и еще некоторые. Они жадно учились и зачарованно смотрели на «фронтовиков», внешне весьма впечатляющих знанием жизни, готовностью дать совет, попокровительствовать и т. д. На эту приманку некоторые клевали. Так, несколько умных девочек и мальчиков, учившихся на курс выше меня, обратились за некоторыми разъяснениями по поводу замечательных социалистических свобод к Кара-Мурзе. Среди обратившихся была дочь немецких коммунистов-эмигрантов В. Шелике. Мурза выслушал их, назвал заблудшими овечками, попросил выразить свои чувства и сомнения на бумаге, перечислить сомневающихся. Те так и поступили, а потом на курсе был устроен погром. Сомневавшихся повыгоняли из комсомола, а примкнувших к ним фронтовиков, вроде И. М. Скляра – из партии. Ко мне с опасными вопросами обращался, главным образом, Ленька Рендель. Я ему отвечал, а он смотрел на меня, выпучив косые глаза. После XX Съезда Партии Ленька Рендель все еще терзался сомнениями. Делился ими он уже не со мной, а со своими, оперившимися к тому времени, бывшими однокурсниками. За это их пересажали в тюрьму и дали по 6–10 лет. Именно в это время дорогой Никита Сергеевич Хрущев на весь мир гаркнул, что у нас нет политических заключенных. Чего не соврешь ради великой цели!?

Большая часть студентов и студенток ходила по заслугам в середняках, но тоже, конечно, находилась под сильным влиянием «фронтовиков». Многим из «фронтовиков» нельзя было бы отказать ни в упорстве, ни в умении учиться. Немало было и просто талантливых людей, интриганством не занимавшихся. Но активно противостоять подлости и они не могли, слишком трудно было бороться с кликов в одиночку. А объединиться против когорты, завывавшей о верности т. Сталину, просто было делом опасным: могли обвинить в чем угодно, как угодно, выгнать из партии. И это еще нельзя считать самым страшным: могли просто посадить. Вовсю действовал Особый отдел. Женька Филонов – в общем-то неплохой, но дурашливый парень – ходил в так называемых политических информаторах. Я знал об этом по долгу службы (меня позднее избрали на высокий общественный пост). Так вот, он следил за политической зрелостью однокурсников и определял ее, как бог ложил на его совсем неподготовленную к такой ноше душу. Свои информации он ни с кем не согласовывал, а просто передавал их особистам. Но дело не только в этом. Не одни студенты отличались разношерстностью. Неоднородны были и преподаватели.