В садах Эпикура

Правильным могло быть только то, что изрекал и примысливал Лаврин. Конечно, можно было подобострастно пополемизировать с ним, но с тем, чтобы тут же признать свои заблуждения и проклясть их. Не нужно думать, что Володя Лаврин, искренне заблуждающийся, был единственным экземпляром соответствующего вида приматов. Не менее непогрешимым считал себя, упоминавшийся мной, Михаил Найденов, закрепившийся в партийном бюро факультета. Было еще несколько таких же густопсовых лидеров, вокруг которых вертелась группа тертых генеральских дочек, не обладавших никакими достоинствами, кроме идеологической выдержанности, которая им осточертела, как и вынужденное половое воздержание. Тут же подвизались молодые остроумные мужчины типа члена партбюро факультета Кара-Мурзы – недостойного брата знаменитого историка китаеведа. Продирались сюда сквозь задние проходы признанных лидеров, вроде Найденова.

Эти молодцы составляли на факультете клику, старавшуюся контролировать всю жизнь большого коллектива. Они влияли на все – от выдачи ордеров на общежитие до приема в аспирантуру. Здесь, пользуясь грибоедовской терминологией, в простоте не произносилось и словечка, все с ужимкой. Но с какой ужимкой! Поднимались на трибуны и громили от имени партии, от имени народа, со множеством ссылок на великого Сталина. В ответ на кляузу в партбюро от какого-нибудь пошляка, не добившегося взаимности, или от бабы, обозленной на заслуженную неверность мужа, гремели политическими лозунгами, обвиняли в нравственном оппортунизме, в нарушении великого социалистического принципа моногамии, столь блистательно будто бы преподанного великими учителями – Марксом, Энгельсом, Лениным, Сталиным. Боже мой, какой только мути не болтали на нравственные темы. Я думаю, что люди более впечатлительные, чем я, переходили к онанизму, лишь бы избежать персонального дела по поводу половой неблагонадежности, выявленной моральными кастратами. Такие группки были на всех факультетах и составляли мощную корпорацию, сплоченную общностью карьеристских интересов и прикрывавшихся высоким званием «фронтовиков». Потом они перегрызлись. Но об этом позднее.

Может только возникнуть вопрос, как все это осуществлялось на вершине университетской цивилизации? Я покажу несколько ниже, что здесь ничего не было изобретено. В душной атмосфере духовного деспотизма, установленного политическим произволом Сталина, расцветало такое дерьмо, что обычный сортир мог сойти за розарий. В этих условиях и родилось наше «потерянное поколение» – неудачники, карьеристы, болтуны, зарабатывавшие карьеру политическим сутенерством или проституцией – в зависимости от пола. Ложь, лицемерие, пошлость обосновывали цитатами из Сталина, выдумками из его «Краткой биографии», столь же недостоверной, как Евангелия, и не менее их обязательной для верующих и стремящихся в рай на этой земле. Это «потерянное поколение», которое теперь празднует пятидесятилетие, было вполне пригодным для подготовки, чтобы не ошибиться в политике, оболваненных поколений. Оно трудится в поте лица своего и имеет безусловные достижения в деле оподления современности. Правда, со временем, ему становится все труднее.

Была ли какая-нибудь оппозиция этой тупости? На нашем курсе, как, вероятно и на других курсах и факультетах, находились умные ребята. Володя Архипенко, Регистан (ныне поэт) и др. Они с величайшей неприязнью относились к Лаврину и К°, но находились в положении загнанных. Их считали неблагонадежными. Павел Волобуев (ныне директор Института Истории СССР) отлично понимал все, как и то, что главное на войне – беречь здоровье. Со мной учился превосходный парень Женя Язьков. Теперь он доктор, профессор истфака МГУ. И ему все было ясно. Но что мог Язьков? Он имел отца – врага народа, а по этой причине всю войну промучился в каком-то полутюремном строительном батальоне. Был, конечно, на юридическом факультете Виталий Кабатов. Но с ним я познакомился позже и расскажу о нем в своем месте.

Ну, а как же я? Я во всем разобрался легко к быстро. Понял: густопсовость мне не по плечу. Но и подставлять голову под дубинку этих неандертальцев я тоже не собирался. Я принял в качестве руководства к действию мысль моего великого предка М. И. Кутузова о том, что победить Наполеона он не может, а обмануть постарается. Великому предку это, как известно, удалось. Справился со своими задачами и я. Но обо всем по порядку.