В садах Эпикура

Спрашивается, неужели никто даже отдаленно не напоминал Ключевского, не приближался к нему? Дело не в отсутствии талантов. На факультете их было много. Нам читалась история без фактов, без событий, без ярких характеристик ее героев. Во всех случаях и все вертелось вокруг взаимодействий производительных сил и производственных отношений с политической надстройкой… Поэтому и повествовали о хозяйстве той или иной эпохи, об орудиях труда и т. д. Но ведь все занимались сельским хозяйством, а землю пахали плугом или сохой. И получалось, что средневековую Францию нельзя было отличить от средневековой Индии. До фактов и лиц дело просто не доходило. Как только в повествование врывался факт – лектор преображался. Так преобразился Сказкин, повествуя о рыцарях Храма, Захадер – о придворном этикете знаменитых халифов. Но это исключения из правила, правилом оставалась однообразная характеристика слабо изученной, за отсутствием источников, экономической жизни. Сливались страны и народы, нивелировались индивидуальные особенности лекторов. Они различались по темпераменту, по степени пафоса (здесь выделялся профессор Поршнев), но все они подгоняли лекции под стандарт краткого курса Истории ВКП(б). А там было сказано: «Значит, историческая наука, если она хочет быть действительно наукой, не может больше сводить историю общественного развития к действиям королей и полководцев, к действиям «завоевателей» и «покорителей» государств, а должна, прежде всего, заняться историей производителей материальных благ, историей трудящихся масс, историей народов… Значит, первейшей задачей исторической науки является изучение и раскрытие законов производства, законов развития производительных сил и производственных отношений, законов экономического развития общества». На эту формулировку и работали крупнейшие историки, производившие дегероизацию истории. Нельзя было не работать. В предисловии к первому тому сочинений И. В. Сталина говорилось, что именно он автор «Краткого курса». До этого считалось, что он написал для этой работы только IV главу. Образец усердия в обезличивании истории явил Б. Ф. Поршнев, писавший позднее о Людовике XIV: «Власть его была настолько велика, что всякое проявление его субъективных стремлений влекло за собой серьезные последствия, нередко государственного значения». Не государство растворилось в его личности, а его личность растворилась в абсолютистском государстве почти до обезличенности: король – это манекен, занимающий центральное место в сложнейшем и подробнейшем церемониале придворной жизни. Жизнь короля – не частная жизнь, а публичная, даже в своих интимнейших проявлениях… Много ли оставалось места для проявления индивидуальности Людовика XIV? Альковные утехи да придворные забавы… Но в остальном он так же мало виден из-за образа «короля солнца», как актер более или менее удачно сыгравший данную ему роль: другой актер сыграл бы ее несколько иначе, но суть образа осталась бы той же самой». Ничего на скажешь, броско написано. Но все здесь неправильно – от оценки Людовика до выражения образа актером. Поршневская формулировка так же похожа на историческую оценку, как самолет на лифт. Я тут же вспоминаю блистательную характеристику Ивана Грозного у Ключевского: «Свойства царя Ивана сами по себе могли бы послужить только любопытным материалом для психолога, скорее для психиатра, скажут иные: ведь так легко нравственную распущенность, особенно на историческом расстоянии, признать за душевную болезнь и под этим предлогом освободить память мнимобольных от исторической ответственности. К сожалению, одно обстоятельство сообщило описанным свойствам значение, гораздо более важное, чем какое обыкновенно имеют психологические курьезы, появляющиеся в людской жизни, особенно такой обильной всякими душевными курьезами, как русская: Иван был царь. Черты его личного характера дали особое направление его политическому образу мыслей, а его политический образ мыслей оказал сильное, притом вредное, влияние на его политический образ действий, испортил его» (т. 2, стр. 192). Вот так писал Ключевский, позволяя отличить нравственное от безнравственного, героя – от преступника. А по Поршневу, Людовика XIV не было, был класс дворянства, растворивший короля. За Сталиным стоял, как все полагали, рабочий класс, от имени коего можно было творить все, что угодно, не опасаясь ответственности ни в настоящем, ни в будущем.