В садах Эпикура

К. К. Зельин сразу отнесся ко мне хорошо. Проявлялось это совсем негромко. 12 ноября 1951 года, т. е. в первый мой аспирантский год, он подарил мне оттиск статьи с надписью: «Алексею Леонидовичу Кац на добрую память от автора». Надо, конечно, знать его, чтобы понять значимость такого подарка и теплоту отношений к тому, кто его получил. Так подвелся итог моего знакомства с Константином Константиновичем в годы студенчества… В трудные минуты он приходил мне на помощь. Помню, перед отъездом во Фрунзе я попросил у него взаймы 300 рублей (в старых масштабах). Он дал, не сказав ни слова. Но дело не в этом. К. К. Зельин щедро делился со мной мыслями. Работая над диссертацией, я завяз в проблемах классовых противоречий в античности. Константин Константинович передал мне рукописи своей работы на эту тему. Уже находясь во Фрунзе, я как-то почувствовал себя плохо. Написал об этом К. К. Зельину. Он быстро ответил: «Дорогой Алексей Леонидович, посылаю Вам два оттиска: 1) известной Вам статьи в “Сов. Археологии” и 2) вводную статью о Помпее Троге, которую давно Вам приготовил, но забыл передать при встрече. С нетерпением жду сведений о Вашем здоровье и твердо надеюсь, что эти сведения будут более утешительными» (17.1.1956). На статье о Помпее Троге написано: «Дорогому Алексею Леонидовичу на память о совместных дружеских беседах». Тогда с моим здоровьем все обошлось. В апреле 1964 года я свалился совсем. Долго не писал Константину Константиновичу, потом, начав думать и работать, написал. Он ответил 4.3.67 года: «Про Вашу болезнь я, разумеется, знал. Я часто вспоминаю Вас и жалел, что не получаю от Вас вестей… Пишите обязательно о себе, о своем состоянии и работе и вообще обо всем…» После этого началась переписка, в которой я делился соображениями о структуре лекционного курса по древней истории, спрашивал советов по библиографии. Константин Константинович перечислял новые книги по разным разделам истории. По поводу некоторых соображений писал: «Мне оч. нравится мысль о том, что в истории все смешано. Я и сам давно пришел к этой мысли и даже пытался и еще буду пытаться провести ее в некоторых докладах. В частности, без этого, мне кажется, нельзя понять истории науки, философии и религии» (3.4.67). Я жаловался на трудности, вставшие передо мной в связи с резкими переменами в образе жизни, о невозможности достаточно активно работать. К. К. Зельин старался отвлечь меня от тягостных дум: «Не жалейте о своем вынужденном безделье. Из вашего письма между прочим видно, что это безделье очень условно: у Вас все время идет работа мысли» (3.4.67). «Очень жаль, что Вам приходится быть одному. Но все-таки не унывайте о “необратимости”. Сама жизнь есть процесс “необратимый”, и некоторое чувство юмора, о котором вы упоминаете, необходимо, увы, каждому» (3.8.67). Когда с моей «большой жизнью» все кончилось, я написал К. К. Зельину, что перестрадал отказ декана факультета А. В. Арциховского оставить меня работать на кафедре. Я еще к этому вернусь. В письме же удивлялся тому, как человек с мощным интеллектом оказывается в плену предрассудков. К. К. Зельин не обошел и этого, написав: «Я понимаю, что то, что Вам пришлось пережить по окончании аспирантуры, должно было оставить болезненный след, и эта боль продолжает чувствоваться и теперь. Скажу только по поводу Вашего заключения о высоком интеллекте, что интеллект и моральные запросы и навыки, к сожалению, не всегда бывают на одном уровне. Я встречал людей, способных и умных, у которых однако не хватало столько раз простого человеческого отношения, а то бывало и хуже» (3.4.67). Так мы сошлись в оценке Арциховского. Послал я Константину Константиновичу свою статью о проблемах падения Римской империи (1967). В письме я откровенно писал о своем удивлении схематизмом работы Б. Ф. Поршнева «Феодализм и народные массы». Я получил ответ: «Спасибо за оттиск Вашей статьи (очень содержательной), которую я перечитал с большим интересом… О книгах Б. Ф. Поршнева мне приходилось слышать прямо противоположные отзывы. О своих впечатлениях, может быть, я напишу Вам когда-нибудь подробнее. Сейчас скажу только, что вполне согласен с Вашей критикой по его адресу в Вашем обзоре. Прибавлю, что он удивил и несколько опечалил меня своей позицией на конференции у нас в Институте (об азиатском способе производства)» (3.10.67). Значит, и по Б. Ф. Поршневу у нас не обнаружилось разногласий.