Читаем В садах Эпикура полностью

Новый 1947 год я встречал у Лаврина. Пришел без Жени. Конечно, с моей стороны это было подло, но я еще не решился вывести ее в свет. Действовали два фактора: не хотел я выдавать ее иноземного происхождения. Но дело не только в этом. Я уже писал, что очень дорожил Женей, но чувств моих хватало сразу на многих. Ничего не хочу приукрашивать и смягчать. Я эгоистичен, как многие мужчины, которым не везет в карточной игре. Но она меня и не увлекала. У Лаврина собралась идейная элита, во главе с секретарем партбюро факультета Кара-Мурзой. Большую часть общества составляли фронтовики и фронтовички. Первый тост произнес Лаврин и, разумеется, за Сталина. Мы выпили и крякнули. Вскоре водка взяла свое. Началась безыдейщина. Под утро я пришел домой, лег спать. Не помню, сколько времени я спал, проснулся с больной головой. Жени почему-то не было. Мать молчала. Я оделся, подошел к столу и увидел записку. Женя писала: «Я ушла, потому что твоя душа грязная, как воротник твоей рубашки…» Я схватил рубашку и взглянул на воротник. Нет! Он совсем не был грязным. На нем просто красовались жирные пятна губной помады. Я понял, что свалял дурака. Головная боль прошла, но на душе было тошно. Я жалел, что оставил Женю одну на Новый год, жалел, что дал некоторый повод сравнивать душу с воротничком рубашки. Пошел искать Женю, нашел ее в слезах у Лели. Кое-как упросил ее вернуться в Сокол. Здесь искрение, стоя на коленях, вымаливал прощения, говорил, что совсем не представляю, как это губная помада прилипла ко мне. Вспомнил, что это Ирина Юрьева – жена Лаврина – нечаянно мазнула меня во время танцев. Женя кое-как меня простила, а мать говорила ей: «Плюнь на него! Он весь пошел в отца. Тот тоже всегда куда-нибудь прислонялся!» Нет! Очень паршивой была эта новогодняя ночь. А за ней начались экзамены зимней сессии.

Наиболее трудным предметом оказалась история средних веков. Все три периода сдавались одним экзаменом. Нужно было выучить два большие тома или, как их справедливо называли, два кирпича. Экзамен принимала умная, строгая, красивая Нина Александровна Сидорова – доктор и профессор. Тогда я к не догадывался, что еще более знаменит ее муж – крупнейший физик В. И. Векслер. Прочел я по истории средних веков много, в том числе и работу Р. Ю. Виппера. Предмет интересовал меня, многое было понятно. Но многочисленные события путались, а во всех пунктах программы было написано одно и то же: развитие производительных сил и характер производственных отношений. На консультации я задал несколько вопросов, и Н. А. Сидорова обратила на маня какое-то внимание. Утром я явился на экзамен и отвечал безумно плохо. Вывезли дополнительные вопросы. Н. А. Сидорова удивленно сказала: «Думала, что вы ответите лучше. Впрочем, материал вы, конечно, знаете. Ставлю отлично за то, что вы хорошо понимаете историю». Историю средневекового Востока принимал темпераментный ироничный профессор Захадер. Он небрежно сидел, откинувшись на спинку стула, когда я решительно шагнул к карте. Я начал: «Если взглянуть на карту средневекового Востока невооруженным взглядом…» Профессор Захадер заерзал на стуле, принял менее легкомысленную позу и спросил: «А что вы называете вооруженным взглядом? У вас плохое зрение?» Я оторопел. Действительно, что это я завернул? Тем не менее, ответил: «Я подразумеваю марксистско-ленинский подход к истории Востока». «Ах, вот он что? Ну, валяйте дальше!» Впрочем, дальше все обошлось очень просто. Возможности блеснуть я не получил, профессор Захадер, увидев во мне закаленного марксиста, поставил «отлично». Я с тяжелым сердцем вышел из перегороженного книжными полками кабинета истории Стран Востока. Никогда не думал, что я такое трепло. Но гибель ждала меня впереди.

Историю южных и западных славян учить было не по чему. Учебника не существовало. Я комкал в руках отпечатанную на папиросной бумаге программу, проклинал академика Пичету, лекции которого приятно слушались, но записать их не было возможности. Была и другая трудность: история южных и западных славян состояла из проблем и гипотез, производительных сил и производственных отношений. Я бился над этой мутью неделю, читал разные книжки и сборники, и так ничего и не постиг. Экзамен принимали два аспиранта, начисто лишенные чувства юмора. Они в ответ на мои разглагольствования осмелились влепить мне тройку. Я оскорбился в своих лучших чувствах. Конечно, я ничего не знал, но ведь знать-то было нечего. На помощь пришел В. А. Лаврин. Он заявил, что аспиранты-экзаменаторы просто аполитичные типы. Они тут же исправились и поставили мне отлично. История СССР, Основы марксизма-ленинизма прошли легко. Я пролез в отличники, как гусь в скворечник.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное