В садах Эпикура

Весь советский народ и все прогрессивное человечество, как и подобает в дни рождения, посылали т. Сталину подарки. Их было великое множество. Разместить их в скромной квартире новорожденного не представлялось возможности. Да и не увидел бы их тогда советский народ. На несколько месяцев подарками заполнили «Музей революции», «Музей изобразительных искусств им. Пушкина». Я их, конечно, посетил. Среди подарков были модели машин и средневековое оружие, изящные авторучки и драгоценные вышивки. Потом я отправился посмотреть новую экспозицию в Третьяковской галерее. По стенам всех зал висели картины, портреты, миниатюры, рисунки, изображавшие Сталина. Громадные цветастые торжественно безвкусные полотна. Люди ходили, смотрели, удивлялись восторженно. По-другому не разрешалось.

Семидесятилетие И. В. Сталина коснулось и меня. Газета «Московский университет» от 1 января 1950 года опубликовала приказ Ректора: «В соответствии с постановлением СНК СССР от 17 декабря 1949 года ректор МГУ академик Несмеянов назначил с 1 сентября 1949 года стипендии имени товарища Сталина следующим студентам – отличникам Московского Университета: далее фамилии 109 студентов Университета и 10 – исторического факультета. Под № 70 значится – Кац А. Л. (V курс). Передовица газеты называется «Счастливый год сталинского века».

Боже мой, как раскалывалась голова у меня 1 января 1950 г. счастливого года сталинского века! По призыву Володи Лаврина я явился встречать Новый год в общежитие на Стромынке. Это ради смычки с массами. Сомкнулись мы до того, что я часа в три ночи вдруг затосковал по жене и дочери, оставшихся дома. Решил отправиться из Сокольников в Сокол. Меня удерживали, говорили, что нельзя пускаться в дальний путь в морозную ночь, когда не ходят даже трамваи. Нет! Я пошел. Около стадиона «Динамо» меня догнал первый трамвай. Часам к семи утра я приплелся в свою обитель и лег спать. Как всегда, после выпивки не спалось. Я встал, поздравил мать, Женю и Наташку с Новым годом, выпил чаю и ушел в читальный зал. Предстояло сдавать историю философии. Я углубился в чтение каких-то статей Герцена, в которых он постиг диалектику. Часов в 11 сюда ввалились Володя Лаврин и Коля Соколов. Пришли удостовериться, что я жив. Почему в читальню? Такова была их вера в меня. Не обнаружив меня в читальном зале, они направились бы организовывать мои похороны. Живой, я должен был находиться в читальне. Они не ошиблись. Мы покурили, посмеялись по поводу некоторых шалостей минувшей ночи. Володя Лаврин хитро спросил: «Кац, ты опять понравился новой девочке?» Он имел в виду грустную Таню Ветохину, которую я не совсем случайно обнаружил в джунглях Стромынки в новогоднюю ночь. Отпираться было бы нечестно. Но дело в том, что и Володя Лаврин, скрывшись за фиговый листок какой-то занавески, засосно целовал толстую девчонку. Чего не бывает в канун счастливого года сталинского века? Аминь! Зимнюю сессию я сдал на отлично. Тоже аминь! До государственных экзаменов предстояло пройти педагогическую практику и написать дипломную работу.

В феврале 1950 года мы праздновали еще один юбилей – торжественный, веселый, искренний. Н. А. Машкину исполнилось 50 лет. В большом кабинете кафедры Новой истории собралось много людей. Н. А. Машкин прочитал доклад «Проблемы и методы изучения истории Римских провинций». Потом начались приветствия. Зачитали поздравления Министра Высшего образования Кафтанова, ректора МГУ академика Несмеянова и многих других. Профессор Арцыховский произнес речь на латинском языке. Зачитали телеграммы из множества вузов, научных учреждений и т. д. и т. п. От студентов кафедры выступил я. Произнес короткое, прочувствованное приветствие. Я думал над ним долго. Оно вышло серьезным и веселым. Мне аплодировали, Н. А. Машкин пожал мне руку, мы расцеловались. Тамара Михайловна Шепунова сказала, что я оказался на высоте, а ее похвала значила многое. После этого жизнь пошла своим чередом.