В садах Эпикура

Мы ходили на заседания кафедры, слушали доклады, ярко выражавшие не только уровень эрудиции, но и характеры ученых. А. Г. Бокщанин прочел «Учение товарища И. В. Сталина о войне и военном искусстве и его значение для изучения истории древнего мира». Все вертелось вокруг постоянно и временно действующих факторов в войне, старых парфян, битвы при Каррах. Докладчик почтительно и душевно именовал Сталина – Иосиф Виссарионович, будто оный присутствовал на заседании. Тихий доцент Н. Н. Пикус прошептал сообщение «Международные отношения и внешняя политика в работах товарища И. В. Сталина». Н. А. Машкин дельно и энергично изложил «Учение Ленина и Сталина о возникновении и развитии государства». И только К. К. Зельин не покривил душой. Его доклад требовал действительно большой работы и зданий: «Основные линии развития античной философии по книге В. И. Ленина “Философские тетради”». Так ответила кафедра на постановление партии и правительства о постройке нового здания Университета. Кроме этих, делались интересные сообщения по специальным вопросам. Больше, чем когда-либо, мы чувствовали себя своими людьми на кафедре. Никто не думал, что кончается университетская учеба, да и преподаватели, заканчивая специальные курсы и семинары, не прощались с нами. Только преподавательнице древнегреческого языка Ж. С. Покровской мы преподнесли какую-то гигантскую коробку конфет. Где-то ее купила Арка Синицына на собранные нами деньги. Учеба кончалась. Перед началом работы над дипломом можно было подвести некоторые итоги, дабы верно рассчитать силы.

К. К. Зельин и Н. А. Машкин, которые вели с нами специальные семинары, занятия по источникам, научили исследовать документы. У А. Г. Бокщанина можно было заимствовать легкость стиля. Мы сносно владели древними и тремя новыми языками, чтобы широко пользоваться специальной литературой. Был пройден большой цикл общественных дисциплин. Конечно, мы знали множество работ И. В. Сталина, умели их цитировать к месту и не к месту, не сомневались, что сталинская цитата заменяет любое доказательство. Но было и другое: на соответствующих семинарах мы тщательно отрабатывали труды Маркса, Энгельса, Ленина. Не обходилось без них и на занятиях по древней истории. Даже сложнейшая работа Маркса «Формы, предшествующие капиталистическому производству» была нам хорошо знакома. Я много занимался историей философии, читал трактат Монтескье «О причинах величия и падения римлян», «Философию истории» Гегеля. Разумеется, все мы были очень начитаны специальной литературой по древней истории, знали по переводам многих древних авторов. Громадная часть занятий сводилась к написанию докладов и рефератов на самые различные темы, по разным разделам истории. Мы все время что-нибудь писали, занимались творчеством. У каждого выработался какой-то стиль. Писать по-своему считалось делом само собой разумеющимся. Итак, мы были готовы к исследовательской работе. Зато мы вовсе не знали, что делать в школе. Заполнить этот пробел надлежало педагогической практике, на которую отводился месяц. В ходе ее нам предстояло послушать занятия хороших учителей и дать по два урока. Все. Отличный специалист профессор Стражев прочел нам курс «Методика преподавания истории».

Мы сдали ему зачет, сводившийся к пересказу в разных вариантах высказываний т.т. Сталина, Кирова, Жданова по поводу учебников по истории для средней школы. С этим необременительным багажом методической премудрости мы распределились по школам. Не помню, в какой из московских школ я проходил практику. Мне как специалисту по античности дали пятый класс женской школы. И я пошел.