Читаем В садах Эпикура полностью

Я переписал сюда все, что говорил, ничего не исправляя. Стиль неважный, но смысл по тем временам весьма значительный. К. К. Зельин положительно оценил и мой доклад, и выступление. Я получил «отлично» по специальности. Вскоре я сдал английский и латинский языки – первый на «хорошо», второй – на «отлично», и приступил к докладу по философии. Тему мне дали связанную с диссертационной: «Соотношение идеологии и экономики по работе классиков марксизма-ленинизма». Я прочитал множество трудов Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, написал доклад и прочитал на общем семинаре всех аспирантов, которым руководил высокий и молодой малый Келле. Доклад прошел благополучно. Наступил день экзамена. Мне достался вопрос о классовой борьбе. Разумеется, ничего сложного в нем не было. Тем не менее я получил «четверку», т. к. назвал античных рабов сословием. А зря так поступили со мной Калле и его ассистент. О рабах я просто знал больше, чем они.


В рецензии на «Историю Древнего Рима» Н. А. Машкина я писал: «Перегудов допускает грубейшие методологические ошибки. “Как известно, – пишет он, – патриции и плебеи в марксистской литературе рассматриваются как антагонистические классы”. На самом деле ни один историк марксист не мог придерживаться такого взгляда. Рим был рабовладельческим государством и антагонистическими классами в нем были рабы и рабовладельцы. Патриции и плебеи образовывали, таким образом, один класс. Это не исключало, однако, борьбы внутри господствующего класса, на которую указывали еще Маркс и Энгельс в “Манифесте коммунистической партии”. С другой стороны, это не мешало слиянию патрициев и плебеев в эксплуатирующую рабов и союзников общину римских граждан». Вокруг такой постановки вопроса (а в те времена никто и нигде его так не ставил) неожиданно разгорелся спор. Преподаватель латинского языка Н. А. Скаткин упорно уверял, ссылаясь на «Манифест коммунистической партии», что патриции и плебеи антагонистические классы. С. Л. Утченко организовал обсуждение этой проблемы в Секторе. Среди выступавших был и я. С. Л. Утченко решил написать обобщающую статью по классовой структуре античного общества. Я обратил его внимание на то, что Ленин, говоря о докапиталистических обществах, подчеркивал, что там были классы-сословия. Сергей Львович придал этому большое значение, эта мысль нашла в какой-то мере отражение в его оценке греческого «демоса» и римских «плебеев». На подаренном мне оттиске статьи С. Л. Утченко написал: «Глубокоуважаемому Алексею Леонидовичу». Так вот, проблема дифференциации античного общества представлялась сложной и не очень-то ясной. Предстояло многие вопросы решить заново. Я высказался на экзамене, основываясь на самых новых данных. Мои экзаменаторы этого не оценили. Я получил «четверку», но какое это имело значение? Кандидатский минимум был сдан к концу учебного года. Что значило это практически? Я занимался по 12–14 часов. Уходил в библиотеку утром, приходил домой поздно вечером. Но цель была достигнута. Я мог начать работу над диссертационной темой. Значит ли это, что в течение первого аспирантского года я занимался только академическими вопросами? Нет.


Где-то в октябре или ноябре 1950 года меня избрали заместителем председателя профкома Исторического факультета. Председателем стал мой хороший приятель Женя Язьков. Человек это был спокойный, неторопливый, обстоятельный. Делал он все без суеты и хорошо. В аспирантские годы мы с ним особенно сдружились. Занимались вместе, вместе ходили обедать в столовые Консерватории или Художественного театра. В дни стипендий заказывали антрекоты и тем самым приобщались к большому искусству. С нами ходила в столовую и Алка Германова, очень красивая девчонка, дружившая с Женькой Язьковым. Она учила нас хорошим манерам. Как-то после стипендии повела нас в кафе и потребовала, чтобы мы заказали сухого вина. Очень огорчилась, когда мы с Женькой заявили, что эта кислятина не для нас, и заказали по стопке водки. Жили мы относительно хорошо. Аспирантская стипендия 780 рублей. Еще 780 нам давали раз в год на книги. На столовую хватало, если тылы были крепкими. У меня их защищали мать и Женя, Язьков жил холостяком, а Алка Германова была генеральской дочкой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное