Читаем В садах Эпикура полностью

Обычно о своих приездах в Москву я сообщал заранее. Тогда, если я ехал поездом, Люся встречала меня на вокзале. Ждала у Любы, когда я прилетал самолетом. (В свою комнату, где она ютилась со всем семейством, меня не приглашала. Я пришел к ней, когда им дали трехкомнатную квартиру.) В апреле 1960 года я прилетел в Москву неожиданно. Там собралось совещание проректоров по заочному отделению, потом я утверждал в Министерстве Высшего образования учебные планы. Провозился в Москве около месяца. Яша привел меня к Любе и помчался за Люсей, дальше он действовал по собственной инициативе. Люся спала. Он поднял ее с постели: «Иди, посмотри у Любы новое платье…» Люся вошла и, увидев меня, как-то засветилась радостью. Так мне показалось. Мой приезд ознаменовывался обычно небольшим торжеством. Компанией заходили в ресторанчик. Я люблю большие рестораны. Нередко водил в них и Люсю. Ей понравился «Метрополь», показался забавным яркий, огромный «Пекин». Но больше всего она любила фабрику-кухню в Сокольниках. Там в просторном зале мы садились за столик, заказывали «Столичную», нехитрую закуску и пировали. Люся красиво пила. Однажды к нам за столик подсели какие-то молодцы. Настроены они были дружественно и весело. Думаю, не без корысти, а намереваясь упоить меня, предложили выпить с ними. Мы не стали отказываться. Но фокус не удался. Во-первых, не так уж просто было довести меня до нужного мальчикам состояния, во-вторых, в подходящий момент Люся встала и заявила, что нам пора. С фабрики кухни мы шли в их двор. Люся обнимала меня за плечи. Мы коротали время у покосившихся сараев и теряли ему счет.

Я уже писал, что люблю Московский зоопарк. И туда мы ходили с Люсей. Я выкладывал ей свои познания жизни животных, основанные на знакомстве с Бремом и глубоком уважении к лошадям, кошкам и собакам. Люся говорила: «Хорошо, что ты повел меня в зоопарк!» Еще больше ей нравилось ходить со мной в музеи, особенно в музей Пушкина. От отца она знала кое-что о живописи. Меня просила разъяснять смысл античных вещей, многих картин. Ее увлек мой рассказ об импрессионистах. Я о них довольно много читал. Я отводил ее на нужное расстояние от картин Мерке и спрашивал: «Видишь, как блестит вода и солнце, замечаешь, что картина написана просто и скупо?» Она видела и замечала. Ей очень понравилась наша экскурсия в Большой Кремлевский Дворец. В Кремле мы бывали много раз. Я рассказывал о стенах, башнях, соборах – все, о чем мне когда-то рассказал А. Г. Бокщанин. Что касается Дворца, то туда, как известно, не пускают. Экскурсия была устроена для собравшихся в Москве периферийных проректоров. Я и позвал с собой Люсю. Посмотрели Грановитую палату, царские покои XVII века, громадные роскошные залы, где совершаются приемы. Походили по залу заседаний Верховного Совета. Я поерзал на креслах для депутатов, поднимался на трибуну, с которой выступал Сталин. Люся смеялась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное