В садах Эпикура

Это завидное состояние сплоченности, при которой попытка нагнуться таит в себе опасность получить роковой толчок в зад, проявилась в 1955 году, когда удалили с поста председателя Совета Министров Г. М. Маленкова – этого «выдающегося деятеля Коммунистической партии и Советского Государства, верного ученика Ленина и соратника Сталина. (См. Энциклопедический словарь. М., 1954. Т. 2, стр. 312.) Н. А. Булганин и Н. С. Хрущев были столь неразлучны, что не иначе, как вдвоем, колесили по Европе и Азии. Везде они произносили одинаковое количество речей, в которых то и дело повторяли «мой друг Николай Александрович Булганин», «мой друг Никита Сергеевич Хрущев». В 1958 году Н. А. Булганин нагнулся. Между прочим, он любил повторять на индийском языке: «Хинди – руси бхай, бхай!» Что касается его личных качеств, то они определены в упоминавшемся мной словаре так: «Выдающийся деятель КПСС и Советского Правительства, верный ученик В. И. Ленина, соратник И. В. Сталина». В 1964 году сам Н. С. Хрущев легкомысленно снял штаны на берегах Иссык-Куля и прыгнул в его прозрачные воды. После этого его здоровье пошатнулось, и он, как известно, удалился с высоких постов. Ничего не поделаешь: сработал принцип, действовавший в партийном руководстве. Н. С. Хрущев на XX съезде определил его так: «Руководящее ядро партии представляет собой не группу связанных личными отношениями или взаимной выгодой людей, а деятельный коллектив руководителей, отношения которых строятся на принципиально идейной основе, не допускающей ни взаимной амнистии, ни личной неприязни». Ах, как они любили, ах, как они любили!

Так вот, слеза в голосе дорогого Никиты Сергеевича при упоминании о коварстве смерти, вырвавшей столь несвоевременно из наших рядов т. Сталина, была лукавой, как слеза невесты в первую брачную ночь. И как невеста, которая плачет и отдается восторгам, так Никита Сергеевич выступил с докладом о культе личности. Сразу после съезда никто не знал о его закрытой части. Делегаты, как обычно, вдоволь нааплодировались, спели Интернационал по бумажкам (наизусть, как известно, этот гимн делегаты не знают) и разъехались по домам. Через некоторое время в Свердловском Райкоме Партии появилось закрытое письмо ЦК КПСС, содержавшее доклад Хрущева о культе личности Сталина. И. Г. Гришков и я, благодаря М. Ковалевой, получили возможность прочитать его. Мы сидели в маленькой комнатенке, читали, и волосы у нас шевелились от ужаса. Самое страшное впечатление производили факты беззаконных репрессий, пыток, смертных казней. В докладе приводились цитаты из писем Постышева, Рудзутака и др., в которых эти люди перед ликом смерти пытались убедить Сталина в том, что он окружен авантюристами. В докладе признавалось, что без всяких оснований были высланы из родных мест чечены, ингуши, балкарцы, т. е. все, кого называли спецпереселенцами. Так приподнялась завеса над тайной сталинских злодеяний. Но трагедия не обошлась без идиотства. Такой уж нрав был у Никиты Сергеевича. Он, развенчивая полководческий гений Сталина, объявлял, что тот по глобусу руководил военными действиями; подозревая маршала Жукова в суевериях, говорил: «Жуков перед наступлением землю нюхает!» Как эта чертова смесь умещалась на одном и том же листе бумаги – я не знаю. Но ясно одно: все это было воспринято слушателями, как равно достоверные факты: убийство невинных людей, руководство военными действиями по глобусу и нюхание земли. Ни у кого это не вызвало протеста. Таков уж был нравственный облик слушателей. А Хрущев живописал обстановку: «Едем мы с т. Булганиным по вызову к Сталину и не знаем, куда поедем обратно – дальше работать или в тюрьму!» Рассказал он, как Сталин редактировал свою «Краткую биографию», как преувеличил свою роль в гражданской войне; предложил Ворошилову: «А ты бы взял и написал, какие Сталин совершал подвиги под Царицыным!» В таком трагико-шутовском тоне выступал И. С. Хрущев. Как и Петр Великий, он был вечным работником. Но Петр хоть имел специальности мореплавателя и плотника. Никита Сергеевич закончил промакадемию по очень широкому профилю.