В садах Эпикура

Иван Григорьевич и я были потрясены по-разному. Для него все звучало громом с ясного неба. Для меня, по понятным причинам, оправдывались смутные подозрения. Иван Григорьевич негодовал. Я полагал, что сказано мало. Иван Григорьевич пытался что-то объяснить, что-то поставить под сомнение, обнаружить логику событий. Мне объяснений не требовалось. Меня не интересовал вопрос, руководил ли Сталин военными действиями по глобусу или по топографической карте. Бесспорно было главное: мой отец, как миллионы других, погиб напрасно. Сталин сам отрабатывал славословия себе, он был повинен во всем причиненном народу зле… Ежов, Берия и прочая шваль – пешки, исполнявшие его жестокую волю. Вставал другой вопрос: зачем все это понадобилось Сталину? Кто он – маньяк или злодей? Тогда на этот вопрос у меня не было ответа. Разумеется, содержание закрытого письма я подробно рассказал в тот же день Сарре, а через некоторое время его зачитывали всем, вплоть до домашних хозяек.

Вот здесь-то и встал вопрос, как быть со списком литературы в наших «Методических указаниях». Я стоял за то, чтобы работы Сталина выбросить из них. Иван Григорьевич соглашался на сокращение их числа. Ценных указаний на сей счет не поступало. Закрытое письмо Центрального Комитета прочитали, и оно исчезло из обращения. Что касается Н. С. Хрущева, то он менял свои оценки в зависимости от того, в какую часть света обращался лицом, произнося очередную речь: то он костил Сталина на все лады, то вдруг заявлял: «Дай, бог, каждому быть таким марксистом, как Сталин». Наши споры с Гришковым завершились компромиссом: число работ Сталина в списках литературы свели к минимуму. Но, как выяснилось, и ими заочники воспользоваться не смогли: произведения Сталина исчезли с библиотечных полок и сразу стали библиографической редкостью. «Методические указания» вышли в свет своевременно, и заочники готовились по ним к летней сессии 1956 года.

Между тем культ личности обсуждался везде. Вставал вопрос, что это такое? За рубежом заговорили о сталинизме. У нас про такое и слышать не хотели. На одном из активов во Фрунзе выступил профессор Джунусов, уже тогда казавшийся мне помесью свиньи и барана. Он изрек: «Сталинизм – это ленинизм плюс ошибки». Понятно, что на этот афоризм можно было только плюнуть. Спрашивали, почему возник культ личности Сталина? Джунусов отвечал, что всему виной большие наши достижения, которые почему-то приписали Сталину. Джунусова спросили: будет ли у нас снова культ личности, или мы перестанем преуспевать? Профессор ошалело развел руками. И еще был вопросик: кто теперь считается верными соратниками т. Сталина? Их-то теперь и не оказалось! И последнее недоумение: почему не соратники, но выдающиеся деятели партии и государства молчали в тряпочку, зная о зверствах и беззакониях? Ответ нашли поразительный. В постановлении ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий» говорилось без зазрения совести: «Ленинское ядро Центрального Комитета сразу же после смерти Сталина стало на путь решительной борьбы с культом личности и его тяжелыми последствиями. Может возникнуть вопрос: почему же эти люди не выступили открыто против Сталина и не отстранили его от руководства? В сложившихся условиях этого нельзя было сделать… …Сталин повинен во многих беззакониях». Однако Сталин пользовался громадным авторитетом. «Всякое выступление против него в этих условиях было бы не понято народом, и дело здесь вовсе не в недостатке мужества». Здорово сказано. Храбрые мужи вертятся, как на булавках стрекозы, но ответа на поставленный вопрос не дают. А дело-то, по-моему, вот в чем: Сталина действительно окружали верные соратники, потому они и молчали. А зачем подняли крик? Следует, очевидно, учитывать две причины. Одна из них экономическая. В 50-х годах наша экономика, особенно сельское хозяйство, переживала громадные трудности. Замалчивать их было бы невозможно, том более, что их устранение требовало срочных мер, вроде освоения примитивного повышения производства зерна. Требовалось прекратить бессмысленные ежегодные снижения цен на несуществующие товары. Более того, цены предстояло поднимать. Дело дошло до того, что после 1959 года резко подняли цены на мясо и продукты животноводства. А при Сталине цены снижались. В таких условиях необходимо было сказать: у нас трудности, в них виноват Сталин. Он сидел за семью замками, жизни не знал, сам себя возвеличивал, а тех, кто решался пискнуть, ликвидировал. Если бы этого сказано не было, то все наши трудности экономические и политические нашли бы другое объяснение у середняка, на которого ориентировался Сталин: жил великий вождь и учитель – цены снижались, жизнь налаживалась. Умер – и все пошло прахом: соратники экзамена не выдержали. Вот и пришлось соратникам откреститься от соратничества и раз в жизни сказать чуть-чуть правды.