В садах Эпикура

Однажды меня вызвал на беседу в разведроту начальник разведки бригады капитан Усанов. Я увидел человека небольшого роста с лицом лошади, обиженной наездником. Он вытащил учебник немецкого языка, кажется, для седьмого класса. Открыл на какой-то странице, велел прочесть. Я прочел, перевел, а потом заговорил с ним по-немецки, полагая, что так он лучше выяснит мои познания. Но он с умным видом промолчал, неопределенно покачал головой и буркнул, что я свободен, что, может быть, меня возьмут в разведывательный отдел бригады. Я подумал про себя: «Что-то ты скажешь, когда узнаешь о том, что у меня арестован отец?» Но про это он не узнал, а произошло это так.

Служба в разведке бригады казалась мне пределом мечтаний. Еще бы? В роте замполитрука А. Кац был единицей. К нему могли относиться одни хуже, другие лучше, но он был предметом почти неодушевленным, объектом приказаний. Всё. Иначе и быть не могло. От солдата требуется готовность воевать. К этому я был готов. В разведотделе, как я вполне справедливо предполагал, вступали в действия мои индивидуальные качества – в данном случае знание немецкого языка, уровень понимания трудов и дней войны. Главным становился интеллект. Вот его-то мне и хотелось пустить в дело. Конечно, удачные беседы с бойцами на исторические темы меня увлекали. Но в разведотделе ждала другая, только мне доступная, работа. Вот почему я так хотел туда попасть, был почти уверен, что меня туда не возьмут из-за моей без вины виновности. Никому, даже Китаину, ничего не говорил.

Целый день рота шла по глубокой снежной целине. Наступила морозная ночь, когда нам разрешили устраиваться на привал в лесу. Мы нарубили сучьев, с трудом разожгли костры. Сырые дрова плохо горели. Кое-как стали согреваться, прижавшись друг к другу. Неожиданно меня вызвали к командиру батальона. Я явился. Мне дали карту, велели написать на ней названия местечек немецкими буквами и поставили задачу: к утру выйти на дорогу и сдаться в плен. В штабе бригады, куда меня должны были доставить разведчики, мне надлежало говорить только по-немецки. Все это я выполнил. Я заговорил по-русски только перед начальником штаба бригады майором Утиным, стройным пожилым военным с узким интеллигентным лицом. Он поинтересовался, где я учился, откуда и насколько знаю немецкий язык. На этом и закончилась моя первая встреча с майором Утиным. Впервые за много времени я выспался в тепле, на диване. Потом меня хорошо накормили и отпустили на Ветлужскую. Я тащился по промерзшей дороге, когда меня догнал ездовой комбата. Он ехал верхом, а вторую лошадь тянул за собой. Разумеется, я взгромоздился в седло и благополучно добрался до нашего барака. Рота еще не вернулась с учений, у меня оказалась возможность еще поспать. Я некоторое время бил упитанных вшей и улегся. Я вступил в сражение со вшами вовсе не потому, что рассчитывал на окончательную победу. Привычка свыше нам дана, а все мы привыкли перед сном бить вшей. Их треск под ногтем действовал на нас умиротворяюще. Мы засыпали с сознанием выполненного долга.