В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту

Врачи зачастую появляются в жизни своих пациентов в самые худшие дни их жизни. Когда они встречаются, им не до светских манер. Пациенты кажутся безликими в своих одинаковых больничных сорочках. Они больше не могут выражать свою личность посредством одежды или прически. Они лишены способности контролировать складывающиеся обстоятельства. Они могут мучиться от боли, быть напуганными и страдать. Они могут быть озлобленными, потерянными и чувствовать себя бесправными. Они могут переживать о неоплаченных дома счетах или о некормленой собаке. Они могут быть наркоманами. Они могут быть людьми, которые наделали в жизни ошибок, которых так и хочется осудить. Они могут быть не в состоянии быть вежливыми и добрыми, когда их мучает боль, – возможно, в их жизни никто никогда не проявлял по отношению к ним доброту. С ними могли жестоко обращаться, избивать, насиловать люди, которым они доверяли. Они могут быть много кем. Но одно можно сказать наверняка: они стараются изо всех сил. Любой пациент, как бы он ни ругался, как бы он ни боялся, старается изо всех сил.

Пациенты стараются изо всех сил поверить, что этот человек, которого они только что повстречали, чье имя они чуть не пропустили мимо ушей, когда он представлялся, будет всю ночь о них заботиться. Они стараются изо всех сил поверить, что против них не будут использовать их прошлые ошибки. Они стараются изо всех сил вытерпеть боль, прежде чем в очередной раз жать на кнопку вызова медперсонала. Они стараются изо всех сил убедить себя, что они достойны сострадания и терпения со стороны незнакомого им человека. Что этот человек будет в состоянии выслушать их историю и при этом не осуждать, не быть предвзятым. Мы же в ответ на их стремление, каким бы слабым оно ни было, поверить в нас сами будем стараться изо всех сил им помочь.

7 Неустойчивые образования

Каждый день к середине обхода я неизменно ощущала явную ноющую тяжесть в правом боку. К концу обхода эту тяжесть уже со всей уверенностью можно было назвать болью. Поначалу я позволяла себе не обращать на нее внимания, списывая либо на старую, постепенно рассасывающуюся гематому, либо на воспаление, связанное с установленной во мне во время операции на грыже сеткой. Вместе с тем я знала, что это была совсем другая боль, а также знала, что это было что-то новое. Также я знала, что если признаю ее, то это спровоцирует цепочку событий, которые будут уже вне всякого контроля с моей стороны. Стоит мне сказать о ней вслух, и мне уже ничего не остановить. Вот я и старалась игнорировать ее до последнего, что в моем случае затянулось на три месяца. Три месяца упорного отрицания и притворства. Внимательные друзья говорили мне: «Ты держишься за правый бок, с тобой все в порядке?»

Правда же была в том, что я не знала, все ли со мной в порядке. Более того, я понимала, что что-то практически наверняка совсем не в порядке, однако не была готова иметь с этим дело. Каким-то странным образом моя медицинская подготовка подготовила меня к тому, чтобы игнорировать собственное тело. Медицинская подготовка требует от врачей отделения от собственного тела. Все начинается в анатомическом классе, где мы изучаем тела, совершенно не задумываясь о том, как жили и как умерли эти люди. Затем наступает пора медицинской практики, совершенно не учитывающей потребность в регулярном сне и требующей работать по тридцать шесть часов подряд.

В хирургии существование определенных потребностей организма словно и вовсе отрицается. Когда операция длится двенадцать часов, то все двенадцать часов подряд приходится не отходить от операционного стола. Приходится учиться не есть, не пить, не испытывать голода и жажды. Чтобы выполнить свою работу, полагали мы, нужно было стать сверхлюдьми, и подобные достижения создавали у нас иллюзию превосходства. Мы убеждали себя в том, что врачи отличаются от простых смертных.