В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Мы прізжаемъ на станцію Кавказъ, гд имемъ четверть часа остановки для завтрака. Это уже преддверіе Кавказа. Мы видимъ обширныя поля кукурузы и подсолнечиковъ, но также теперь уже и обширные виноградники. Налво расположена княжеская резиденція. Я вижу въ бинокль замокъ съ флигелями и куполами, мерцаетъ свтло-зеленая кровля. Кругомъ замка расположены строенія съ красными и золотыми крышами. Позади разстилается лсъ, вроятно, паркъ. Все это воздымается на здшнемъ чернозем среди степей. Въ дрожащемъ воздух, пронизанномъ сіяніемъ солнечныхъ лучей, чудится, будто этотъ уголокъ виситъ надъ землей, колышется въ пространств. Copia моріа… [1]

Чмъ ближе подъзжаемъ мы къ горамъ, тмъ меньше народа остается въ позд. Армянинъ съ шелковымъ матрацемъ отыскалъ себ другое мстечко на солнышк, а я занялъ его прежнее, потому что оно въ тни. Но для врности я сначала основательно и долго вычищаю его. Добрый армянинъ въ своемъ убранств лежалъ нсколько неспокойно.

Часы летятъ.

Близъ города и станціи Армавиръ мы снова покупаемъ груши и виноградъ. Виноградъ лучше всего, что я когда-либо пробовалъ въ жизни, и мн немножко стыдно, что я раньше охотно лъ такую вещь, какъ европейскій виноградъ. Въ сравненіи съ этимъ французскій, венгерскій, нмецкій, греческій виноградъ похожи на лсныя ягоды. Этотъ таетъ во рту, сама кожура распускается вмст съ мякотью, наполняя весь ротъ сокомъ. У него, вообще, и не существуетъ кожуры, а едва замтная кожица. Это кавказскій виноградъ. Цвтомъ онъ похожъ на виноградъ другихъ странъ, темный, зеленый и синій, только, пожалуй, немного покрупне.

На станціи гуляетъ среди другихъ молодой черкесскій офицеръ взадъ и впередъ. Вотъ какъ онъ одть: лакированные сапоги для верховой зды съ золотыми пряжками на наружной сторон икры. Коричневая черкеска, достающая ему почти до лодыжки, придерживается въ таліи золоченнымъ поясомъ, изъ-за котораго торчитъ отдланный въ золото кинжалъ. Наискось черезъ всю грудь видны кончики восемнадцати позолоченныхъ патронныхъ оболочекъ. Сбоку длинная узкая сабля волочится по земл; рукоять ея усяна бирюзой. Черкеска немного открыта спереди на груди, и блая шелковая рубашка сверкаетъ на солнц, словно серебро. У него блестящіе черные волосы и блоснжная шапка изъ длинношерстной тибетской козы, шерсть которой свшивается ему низко на лобъ. Одежда его производить впечатлніе фатовской. Мн поясняютъ, что форма его вполн согласна съ уставомъ, только то, что у другихъ сдлано изъ полотна, у него изъ шелка, и что у другихъ изъ мишуры, то у него изъ золота. Это княжескій сынъ. Вс на станціи кланяются ему, и онъ отвчаетъ всмъ; съ нкоторыми онъ заговариваетъ самъ и спокойно выслушиваетъ длинные отвты. Я думаю, онъ спрашиваетъ у нихъ, какъ они поживаютъ, что подлываетъ жена и здоровы ли дтки. Очевидно, во всякомъ случа, что онъ не говоритъ ничего непріятнаго, потому что вс благодарятъ его и смотрятъ очень довольными. Двое мужиковъ въ блузахъ съ кожаными поясами подходятъ къ нему и привтствуютъ его, они снимаютъ шапки, суютъ ихъ подъ мышку, кланяются и что-то говорятъ. И имъ молодой офицеръ, повидимому, даетъ благопріятный отвтъ. Теперь, однако, хочется имъ ему еще что-то растолковать, и они при этомъ перебиваютъ другъ друга. Офицеръ коротко перерываетъ ихъ, и они надваютъ шапки. Это онъ, вроятно, приказалъ имъ вслдствіе жары. Потомъ они продолжаютъ болтать; тогда офицеръ смется, качаетъ головой и говоритъ: нтъ, нтъ, при чемъ идетъ своей дорогой. Однако мужики идутъ за нимъ слдомъ. Вдругъ офицеръ оборачивается, показываетъ на нихъ рукой и говоритъ: Стоять! И мужики останавливаются, все еще не переставая ныть. Окружающіе смются надъ ихъ воемъ и уговариваютъ ихъ, но они не сдаются; я слышу ихъ жалобные голоса, когда поздъ уже отошелъ.

Этотъ офицеръ и оба мужика не выходятъ у меня изъ головы. Онъ, наврно, былъ ихъ господиномъ. Быть можетъ, ему принадлежалъ городъ, гд мы стояли, ему же, статься можетъ, принадлежалъ и замокъ Copia моріа, виднный нами нын утромъ, и вс т безчисленныя мили чернозема, которыя мы съ тхъ поръ прохали. Стоять! сказалъ онъ этимъ людямъ, и они остановились.

Когда Николая I преслдовала однажды на петербургскихъ улицахъ угрожающая толпа черни, то онъ оглянувшись кругомъ, протянулъ руку и вскричалъ своимъ громовымъ голосомъ: на колни! Толпа пала на землю.

Человку, который уметъ повелвать, покоряются. Какому-нибудь Наполеону повиновались съ упоеніемъ; было наслажденіемъ повиноваться ему. И русскій народъ все еще способенъ на это.