Впрочемъ, здсь вс люди боле или мене странно одты, городъ боле персидскій, чмъ европейскій, и представляетъ странную смсь того и другого элемента. Здсь попадается много шелковыхъ одеждъ; мы видли дамъ въ шелковыхъ, вышитыхъ руками платьяхъ, но, къ сожалнію, часто обвшаны скверной берлинской мишурой. Мужчины, одтые въ персидскій сырцовый шелкъ, щеголяютъ пестрыми нмецкими ситцевыми галстуками. Въ гостиниц лстницы и полы устланы были драгоцнными персидскими коврами, диваны и стулья обиты были тканью въ персидскомъ вкус, но сами диваны и стулья были, такъ называемой, внской фабрикаціи, равно и туалетное зеркало съ мраморнымъ столикомъ. А у хозяина на носу сидли золотыя очки…
Мы демъ въ крпость. Она возвышается среди древняго Баку, колоссальная, съ украшеніями въ персидско-византійскомъ стил. Въ стнахъ ея находятся дворецъ хана и дв мечети. Дворецъ хана обращенъ теперь въ военный складъ, и надо испрашивать разршенія у коменданта, чтобы проникнуть въ стны крпости. Но, чтобы получить таковое, нужно было послать ему мою визитную карточку, а у меня ея не было.
Я стою передъ часовымъ и не мало озабоченъ тмъ, что мн предпринять. Такъ какъ во Владикавказ такъ удачно была пущена въ ходъ карточка Венцеля Хагельштама, то мн приходитъ въ голову употребить въ дло карточку его жены. Поэтому я даю часовому карточку, на которой стоитъ: фру Марія Хагельштамъ. Онъ киваетъ головой и спрашиваетъ мой паспортъ. Помоги мн, Боже! думаю я; но отдаю и паспорта. Онъ смотритъ на оба документа, сравниваетъ имена, и, вроятно, находитъ въ буквахъ сходство. Потомъ стучится въ одну изъ дверей и идетъ съ карточкой и паспортомъ къ коменданту. Теперь должно выясниться, удалась ли моя плутовская продлка, не очень-то я надлся на успхъ.
Часовой возвращается, подаетъ мн паспортъ и отдаетъ молодому офицеру приказъ пропустить насъ. Я спасенъ. Офицеръ кланяется и идетъ съ нами, вооруженный съ головы до ногъ, казакъ идетъ за нами по пятамъ.
Между тмъ спутники мои стояли на улиц, не испытывая никакихъ мученій. Дворецъ хана относится, вроятно, къ 15 вку. Снаружи онъ не представляетъ ничего замчательнаго, а внутрь мы не могли проникнуть. Понятно, не было здсь и рчи о запертыхъ дверяхъ, потому что вс ворота и порталы лишены дверей; но мы не могли пробраться во внутреннія залы и пещеры сверженнаго повелителя. Офицеръ понималъ только по-русски, и было очень хорошо, что съ нами пошелъ инженеръ.
Намъ показали парадный входъ. Кром изящныхъ орнаментовъ въ персидскомъ вкус надъ порталомъ не было другихъ украшеній. Входъ въ гаремъ былъ узокъ, какъ и приличествуетъ быть восточному входу на женскую половину; отдльный входъ для любимыхъ женъ былъ нсколько поприглядне. Въ длинныхъ корридорахъ отверстія въ стнахъ вели въ маленькія, похожія на кельи, комнатки, и ихъ была цлая масса. Послдній ханъ въ Баку имлъ до полусотни женъ, разсказывалъ офицеръ. Потомъ онъ бжалъ со всми своими женами, когда въ 1808 году русскіе завоевали страну и вступили въ его столицу. Этотъ ханъ, Гуссейнъ Кули, проявилъ большое вроломство, приказавъ заколоть кинжаломъ завоевателя, генерала Циціанова, въ тотъ самый мигъ, когда тому были вручены городскіе ключи.
Мы стояли, такимъ образомъ, передъ дворцомъ восточнаго владыки. Что онъ былъ выстроенъ въ безпокойное время, видно было по окружающимъ его стнамъ съ бойницами. Въ дом нтъ оконъ, а только большія дугообразныя отверстія, черезъ которыя обильный свтъ проникаетъ въ залы. Здсь, внутри стнъ, подъ тнистыми ивами, былъ для насъ, измученныхъ палящимъ зноемъ, сущій рай. Мы проникли такъ далеко, какъ только могли: здсь допускался къ хану народъ, тамъ была зала суда, гд произносились приговоры, а тамъ еще зала съ чмъ-то врод возвышенія, гд, вроятно, засдалъ повелитель. Шаги наши гулко раздавались въ высокихъ стнахъ. Ровно сто лтъ тому назадъ не могли бы мы такъ свободно разгуливать здсь, потому что ханъ въ Баку былъ могучій властелинъ.
Дв мечети находились въ стнахъ крпости, изъ нихъ особенно одна украшена была необыкновенно изящнымъ орнаментомъ надъ входомъ. Мы ждали услышать, какъ мулла станетъ созывать правоврныхъ къ молитв съ вершины своего минарета; но пробило двнадцать часовъ, а мулла не появлялся. Когда мы сообщили объ этомъ офицеру, онъ тотчасъ подозвалъ двухъ человкъ въ чалмахъ, сидвшихъ вблизи мечети; въ конц-концовъ ему удалось растолковать имъ, что нужно; они покачали головой: мулла былъ боленъ.
Русскій офицеръ съ казакомъ водили насъ въ крпости повсюду, и когда мы на прощанье благодарили его, то онъ отвчалъ съ улыбкой, что ему доставило истинное удовольствіе быть намъ пріятнымъ. И онъ долго еще стоялъ, приложивъ въ знакъ привтствія руку къ фуражк.