В снежных горах Непала

Она поёжилась. Для московского октября Маша была одета довольно легко: джинсы и такая же курточка совсем не грели. Она пожалела, что отказалась от пухового джемпера, который пыталась ей вручить Галина Николаевна. Конечно, ей было неловко принимать вещи, купленные Сантошем и его матерью. Её заверения, что она обязательно вышлет деньги, как только вернётся домой, категорически отметались. Семейство Пракаш Малла уверило, также, профессора и Машу, что все они будут смертельно обижены, если ещё раз заведут разговор о деньгах. Марк Авдеевич рассыпался в благодарностях за оказанное гостеприимство и на этом успокоился, а Маша чувствовала некую… некомфортность. Вдобавок, Галина Николаевна позаботилась о том, чтобы во время долгого перелёта они не голодали, и в своей сумке профессор с приятностью обнаружил довольно большой свёрток, содержащий копчёную колбасу, лепёшки, жареную курицу, рыбу, а также свежие помидоры неимоверных размеров. Воду в трёхлитровой пластиковой бутылке Маша прихватила сама, считая, что им придётся поголодать, но хотя бы можно было напиться. Как оказалось, гостеприимная хозяйка позаботилась о том, чтобы они были сыты.

Они с удовольствием пообедали, вполголоса обсуждая материалы, которые Маша могла бы включить в свою диссертацию и начисто игнорируя Вольдемара, перекусывающего шоколадным батончиком и запивающего его бутылкой кока-колы.

Распрощавшись с лётчиками, профессор со спутницей поспешили в здание аэропорта, где, как они надеялись, их должен был встречать Давид, сын Марка Авдеевича.

Давида они увидели издалека. Он нервно вертел головой и радостно заулыбался, увидев отца и Машу. Она, в очередной раз, подивилась, как могут быть так непохожи близкие люди. Профессор невысокий, сухопарый, порывистый, весь — как единый нерв. Когда-то чёрные кудрявые волосы давно превратились в довольно всклокоченную седую гриву. Давид, наоборот, был высоким, толстым, с объёмным животом и вторым подбородком. Его голова представляла собой гладкий блестящий шар, так что Маша всегда терялась в догадках, какого же цвета были его волосы. С отцом его роднили глаза — яркие, чёрные, живые и очень любопытные. А ещё характерный еврейский нос: крупный, породистый. Давид был довольно успешным предпринимателем: его бизнес имел какое-то отношение к поставкам медицинского оборудования из Израиля и Германии, но Маша никогда особо и не интересовалась его делами.

Давид решительно двинулся к ним, поминутно извиняясь, и скоро очутился рядом: — Мария Александровна, папа, какое счастье, что вы вернулись!! Мы все пережили страшное потрясение, когда нам сообщили, что вы погибли то ли в горах, то ли при землетрясении! — Он энергично потряс Машину руку, а затем сгрёб в охапку отца и Маша с удивлением заметила, как на его глаза навернулись слёзы. Его громкий возбуждённый голос привлёк всеобщее внимание, люди с любопытством оглядывались на них.

Профессор утешающе похлопал сына где-то в районе поясницы: — ну-ну, сынок, слава Богу, всё обошлось! Надеюсь, ты на машине? Признаться, мы зверски устали, так что все разговоры потом. — Они вышли из здания аэропорта и направились на стоянку, к машине Давида. Вскользь Маша заметила, как усаживается в такси Вольдемар.

Профессор с сыном высадили её у родительского подъезда, и вскоре она с невыразимым облегчением и радостью обнимала отца и мать. Анютка, в связи с поздним временем, уже спала, но Маша прокралась к кроватке дочери и поцеловала сладко пахнущие родным ребёнком пушистые волосики.

А затем они немного посидели на кухне, после того, как Маша с превеликим наслаждением искупалась и, полусонная, выползла к ожидающим её родителям. Есть не хотелось, поэтому она выпила лишь чашку чая, попутно рассказывая о своём путешествии. Ещё в самолёте она тщательно обдумала всё, о чём расскажет родителям. Конечно, никаких упоминаний о Сантоше, о том, что она была на грани гибели. Ночью думалось плохо, поэтому, сославшись на усталость, она отправилась спать. Да родители и не настаивали на долгом разговоре: Маша видела, как счастливы они, что она вернулась домой.

* * *

Вернувшиеся из аэропорта Джайя и Галина Николаевна столкнулись на пороге дома с Сантошем. Он был одет в свои старые джинсы и выцветшую облезлую рубашку, за плечами болтался увесистый рюкзак.

— Сантош?! Куда ты? — Галина Николаевна тревожно схватила его за руку. Он осторожно освободился, ответил, отводя глаза:

— я… к деду, в Солу Кхумбу… не могу здесь оставаться.

Она вздохнула, с жалостью посмотрела на сына: — будь осторожен, сынок, звони иногда, мы с папой будем ждать. — Он молча кивнул и быстрым шагом устремился к калитке. Джайя неодобрительно скривился, пробормотал:

— спрашивается, чем он не хорош для неё, а, Гала? Ты же нисколько не глупее и ничем не хуже неё, а вот же не бросаешь меня! Живёшь со мной столько лет, родила двоих детей, терпишь наши обычаи и мой отвратительный характер…

Та грустно улыбнулась, погладила его по щеке: — я тебя люблю, Джайя.

Глава 22