В снежных горах Непала

— Но, может быть, он приедет в Россию? У нас же полно иностранцев! Все получают гражданство, кто хочет, конечно. Работают?

— Он не сможет жить здесь, мама, есть определённые обстоятельства, по которым ему нельзя уезжать из Непала.

— Ну да, — мать фыркнула и отвернулась, — у всех у них обстоятельства! В виде жены и детей!

— Мама, он ирбис! Снежный барс — оборотень! — Маша закусила губу. Признание вырвалось неожиданно. Просто ей стало обидно за Сантоша, несправедливое обвинение матери больно ранило её.

Ольга Васильевна выронила из рук тарелку, ошарашенно глядя на дочь: — Маша, ты что?! Оборотней не бывает!!

— Бывает, мама, ещё как бывает! — Маша невидяще глядела перед собой: — Сантош — самый настоящий снежный барс. И именно в этом облике он вытащил меня из пропасти, когда нас накрыло лавиной.

А-а-а… — Ольга Васильевна опустилась на табуретку, растерянно глядя на дочь, — но ведь оборотни существуют только в сказках! И они людей жрут!!

— Мама, сейчас я не хочу о нём говорить. Ты же видишь, я приехала домой, я здесь, с вами и не собираюсь возвращаться в Непал. Давай, не будем пока говорить о Сантоше, правда, мне очень больно! — Маша умоляюще смотрела на мать, а слёзы уже наворачивались на глаза. Ольга Васильевна присела рядом, обняла её за плечи, привлекла к себе:

— Что же ты на мужиков-то какая у нас несчастливая? Один был дурак-дураком, второй вообще… со странностями. Не плачь, Машенька, всё образуется, перемелется. Ты ещё встретишь свою половинку! Ты у нас красивая, не злая, не склочная, никто и слова плохого о тебе не скажет. Не плачь, доченька. Вон, слышишь, Анютка завозилась, сейчас побежит нас искать! — Действительно, по полу коридора прошлёпали босые ножки, а потом тёплая, сладко пахнущая сонным ребёнком, дочь с восторженным визгом бросилась Маше на шею.

Разговор о Непале всё же состоялся вечером, после ужина, когда приехал с работы Александр Николаевич, была перемыта посуда и переделаны все домашние дела.

Маша рассказала родителям всё: о землетрясении, сходе лавины, своём счастливом спасении, семействе Пракаш Малла, похищении Сантоша и его поисках, страшных погребальных кострах на берегу священной реки, Лишь об одном событии она умолчала — праздновании дней Кали Юги. Ничего не сказала она и об их с Сантошем любви, потому что всё кончено, они расстались навсегда, а её воспоминания пусть останутся с нею.

С трудом, но отец с матерью, кажется, поверили в существование оборотней. По крайней мере, отец спросил, превращается ли в ирбиса Джайя, и как к этому относится его жена. Маша сказала, что Джайя превращаться в барса почему-то не может, а вот дед Сантоша, господин Ари, тот да, может принять облик зверя. Рассказала она и о том, что жена Джайи и мать Сантоша — русская женщина, её родители живут в деревне под Воронежем.

* * *

Жизнь вошла в привычную колею. С утра — в университете. Или лекции, или библиотека. По приезду из Непала в профессора Рубинштейна словно бес вселился! Его энергичности позавидовал бы и тридцатилетний. Он загрузил Машу так, что ей и вздохнуть было некогда. В результате она вела занятия со студентами, готовилась к сдаче экзаменов и одновременно писала сразу две статьи для научного журнала.

Вечером, по дороге домой, забрав Анютку из садика, она рассеянно слушала её болтовню, не забывая отвечать на многочисленные «почему» и «зачем». Загруженные пакетами с продуктами, они приходили домой.

Иногда звонили родители или она сама звонила им, и Маша рассказывала о прошедшем дне, об Анютке. Если говорить было не о чем, тогда обсуждали погоду. Она понимала, что родителям достаточно лишь слышать её спокойный голос, знать, что у неё всё благополучно.

Лишь вечером, уложив дочь в постель и прочитав обязательную сказку, она оставалась наедине со своими мыслями. Машу ужасало, что она охладела к науке. Всё, чем она занималась сейчас на кафедре университета, она делала автоматически, потому что так было нужно, потому что этого от неё ждали окружающие. Но ей самой вдруг стало всё это неинтересно. Думать о Непале было больно, потому что сразу же приходили мысли о Сантоше. Она не хотела вспоминать их ночи, наполненные нежностью и любовью, их прогулки и разговоры, когда один с полуслова понимал, о чём хочет сказать другой. Она ощущала в душе пустоту, которую не могла заполнить ни каждодневная забота о дочери, ни беспокойство о грядущих экзаменах. Маша надеялась, что время вылечит её боль и сгладит воспоминания, но проходили месяцы, а любимое лицо всё стояло перед глазами и, порой, она просыпалась со слезами на глазах.

Наконец она призналась себе, что тоскует по Сантошу, ревнует его неизвестно к кому, потому что ясно, что рано или поздно, он женится и забудет её.